Читаем Яблоневый сад полностью

Яблоневый сад

Пророчьте мне, Главкомы,заголовки –вы будете меня короновать!И краны, словно жертвына закланье,для памятника камни понесут…

(«Запрещённые стихи», 1968)

Конечно, написано не без озорства и молодечества, и стихи эти, похоже, в 1968 году не печатались, потому что далее такие слова:

Ко мне придёт однаждыВознесенский,предложит с денегЛенина убрать,и вместе с ним мы новую валюту,как лучшие стихи, изобретём…

Но он, главное, не ошибся в своих ощущениях: стихи, поэзия, литература станут Судьбой его. И ничто не может быть препятствием, закавыкой, от кого бы они ни исходили. Потому что –

Из ниток дождямне сшилисмирительную рубашку.А я – громоотвод.

Стихи молодого Владимира Скифа – поэзия. Поэзия заразительная, дерзкая, опаляющая, и по форме и по содержанию она нередко такая, чтоб совестью светиться. Или –

…чтоб Пушкина вовекине забывалирусские сердца.

Это написано уже на исходе молодости, в 80-м, когда начало происходить и с годами благодатно расширяться, такое явление-проявление, как –

…и у меня наутро получилсяМой самый необузданный сонет!

А вот это написано несколько раньше 80-го:

Я записалсядобровольцем –расстреливатьсебяночами.

Ей-богу, необузданный!

Молодая поэзия Владимира Скифа редко издаётся. А жаль!

Жаль, что заносит пылью времени многие и многие блестящие строки. Хочется ещё цитировать и, к примеру, привести – и непременно записать их в свой дневник – вот такие словесные фейерверки, празднества:

Тишина обрывалась,как тонкая нить,я связывал еёгубами.Это былиузелкипамяти.

Или – такие:

Небо ранено,раны зияют, не заживая.А вы говорите:звёзды!

А вот, друзья поэзии и поэтов, ещё лучше, ещё роскошнее:

Я жду ещё, я верюв добродетель.Обманутый,обману удивлён.Ещё на что-то доброенадеясь,я ухожус последним кораблём.

(1967)

Ну да полноте!

Боимся, что потом кто-нибудь будет откапывать эти залежи поэтических блёсток, счищать с них пыль, а она, зараза, въедучая, и, чего доброго, этак как-нибудь неосмотрительно поцарапает или что-нибудь оставит без внимания – да смахнёт в общую кучу.

В его стихах много страхов, но они происходят не оттого, что жизни боязно, а оттого, что сделаем что-то не так – и жизнь наша личная и вокруг станет беднее, бледнее.

…А утром детиво «Вторчермет»сдают металлолом:истрёпанные фразы,ржавые сюжетыи тонкое крылоЭкзюпери.

Да, да: и тонкое крыло Экзюпери можем выбросить, потому что стереотипно-обыденно подумаем: «А, собственно, куда его, на что оно нам?» Но поэт верит, что –

Мы всепод боком…Мы все –под Богом.

А потому сущности своей, сущности борца, он не изменяет, как бы с ним не обошлись люди:

Ах, странный случай –я попалпод пресс пера.О, пресса!Шинкуют шинамиавтобусытела газет, лицо асфальта.Прочтите резолюциютупого властелина,он отказал мнев праве – сострадать.

Тут всё же чувствуется слеза.

Однако через годы –

Хочу взреветь медведем разъярённым:коль ты мой враг, не прячься за спиною!Коль ты мой враг, открой своё лицо!

Но что же бережёт поэта, его юно-ранимую душу? Собственно, то же, что и всех нас, потому он и интересен нам как поэт:

Упадёт капля дождяна моё село,на тесовую крышумоего дома,стечётпо жёлобу разлукик маминой руке…То детская моя слезаиз времени упала.

У него много поразительно проникновенных строк о маме, отце, родном доме, детстве, селянах. В каком-нибудь внешне нечаянном полуторастрочье поэт может рассказать о щемящей и большой правде жизни и истории, которую некоторые отчаянные головы всё-то хотят пересказать по-своему, казуистически выхолостив, главное, из неё правду, правду жизни:

У домасидел старичок,растиралбольную руку.Этой рукойон остановилвойну.

Минутами – отчаянно, но и протестующе:

Перейти на страницу: