Яблоневый сад

Но давайте серьёзно: Иркутск – наша судьба. Наша беда и выручка. Он плохой и хороший. Он отец нам и отчим. Он пьяный и трезвый. Он умный и глупый. Он золотой и серый. Он скромный и беспардонный. Он святой и грешный. Мы его любим и клянём. Несомненно, Иркутск удивительно живой город, очеловеченный в нашем восприятии. Его подчас разящие противоречия и несообразности, но и устойные, вековые добродетели и достижения замысловато перевиваются, огорчая или радуя, озадачивая или окрыляя, отталкивая или же привлекая:

Да, не всякий вспомнит русский,
За что Господу хвала.
Духов день. Звонят в Иркутске
Всех церквей колокола…

(Татьяна Миронова, «У Спасской церкви»)

Я в плечо его плакал, за охапку рублей
я прочёл в кабаках его книжки Рабле;
на последний червонец, с предпоследней треской,
я в кафушках его пропитался тоской –
и качает меня, и несёт в никуда
заводская бурда, городская беда…

(Анатолий Кобенков, «Я люблю этот город, потому что люблю…»)

Кто-то тебя называет сибирской столицей,
Серединой земли и туристской Меккой…
А мне не гордиться, мне бы к тебе прислониться,
Город мой, как человек к человеку…

(Сергей Корбут, «Кто-то тебя называет сибирской столицей…»)

Иркутск, мой учитель, спаситель и брат,
Будь свят неизменно, вовеки будь свят!

(Татьяна Назарова, «Ода Иркутску»)

Плывут и плывут прибайкальские шири,
Саянские горы синеют вдали.
Нас встретит столица таёжной Сибири –
Любимый Иркутск – середина земли…

(Марк Сергеев, «Иркутск – середина земли»)

Всё течёт. А в Ангаре зелёной
Город сам себя не узнаёт.
И ушедшим солнцем ослеплённый,
Мыкается в небе самолёт…

(Георгий Эдельман, «Иркутск»)

Не улочка – скорее рана, шрам…
На мраморных ступенях телеграфа
Я вижу в осени иркутской некий шарм
Высокого, но спившегося графа…

(Анатолий Кобенков, «Не улочка – скорее рана, шрам…»)

…Был город днём продымленным и грязным,
А что теперь случилось – не пойму…

(Юрий Аксаментов, «Блистал Иркутск над гладью Ангары…»)

Почему над Иркутском бушуют невзгоды?
Здесь почти как в Бермудах – опасно летать.
Хоть целебны Байкала чистейшие воды,
Но здоровье и жизнь как в тисках непогоды,
И злой рок подгоняет быстрей умирать…

(Виктор Бронштейн, «Памяти А.В. Колчака»)

Прямые тополя. Звезда. Кривые клёны.
Родных до слёз земли и неба по клочку.
Пред родиной стою коленопреклонённый,
Молясь на нищету заборов и лачуг…

(Анатолий Змиевский, «Прямые тополя. Звезда. Кривые клёны…»)

Разгар весны. Потеет населенье,
всё той же рыбой тычась в тот же лёд.
Здесь пьяницы бормочут за углом
и бродят неопрятные солдаты,
и рвётся к небу хохот из палаты,
где сумасшедший бреется стеклом…

(Анатолий Змиевский, «Иркутск пасхальный»)