Читаем Яблоневый сад полностью

Яблоневый сад

О,одиночество!Так лиВсемогущеты?

Однако одиночество зачастую и дар для поэта, потому что сосредоточенность становится просто-таки зверской: видишь не только глазами, но, что называется, шкурой, а потому могут проявиться такие глубинные мысли и чувства:

Обернусь на себя,увижууходящего вдальодинокогостранника.

И свою жизнь переосмыслишь, будто перекатаешь её вместе с булыжниками:

Почему-тоу меняи у моряне сталочестных врагови милосердных друзей.

Это – вечное, это каждый из нас может спросить себя, но, конечно же, не каждый столь ярко может выразить, дерзновенно пройдясь по кромке глубокого парадокса-ямы. А в юности Владимир Скиф мог так воскликнуть, как, возможно, Маяковский:

Я – тоже мост,вколоченный в планету,несущий вечностьна спине.

И – жить охота, с хрустом и треском.

Но молодой поэтической натуре и не вызреть в изначальной своей сущности-даре, если растерять веру в людей, в добродетель, в высшую, если хотите, справедливость. Юный Владимир не сдался, не свильнул с выбранного пути – вызрел, пройдя через свои ад и рай самотворения, которое он, уже будучи Владимиром Скифом, обозначил в своей последней (конечно, конечно же, крайней!) книге как скифотворение (удачно, что в этом слове расширительный смысл: рассуждая и дознаваясь, можно столько всего охватить!), а потому и стихи, хотя и написанные давно, – какой-то новой симфоничности, нагущённые, как смола, свежими силами:

Человечествоне вымирает,потому чтоесть Отечество.

(1993; а годы-то ой какие не простые!)

Но что бы ни было – Владимир Скиф безнадежный жизнелюбец. Он трогателен в любовной лирике: в молодых летах мог, как ребёнок, попросить – позови ладони мои. Или в классическом, а потому несколько театральном духе воскликнуть:

Меня губилиВаши губы,я очень глупоумирал.

Или же, как коршун, налететь на читателя с неким окончательным и бесповоротным итогом-выводом, будто уже целую, целую жизнь отмахал:

…Душою искалеченнойтебя не позабыть.

(1969)

Но поэт если не философ, то это не совсем поэт или даже совсем не поэт. А потому в спокойно-мерном тоне до нас доносится:

Верность. Неверие –всё переплелось, как струи дождя.

И возможно, в который раз – ремонт души начну с рассветом. А дальше – снова, снова она – любовь. И с верой. И с надеждой. И – с поступком:

Ресницы любимойбарьерияидустрелятьсяна дуэлиза всехна светеоскорблённыхженщин

(1972; знаки препинания, к слову, отсутствуют; быть может, потому, чтобы ничто не мешало поступку. Шутим!)

Поэт-философ неизменно большой шутник, а то и ёра. Даже про любовь – с издёвочкой:

Розга твоего взглядасечёт моё сердце.День ото дняя приветствуювсё новые шрамы,всё новые рубцы.Как вкусно пахнетсвежая кровь!Как ярко алеет на снегумоё сердце!..

Но и любовь может ответить, при этом не забыв о каждом знаке препинания:

Мой телефонмолчит сегодня,в нём пир молчанья.Этот пирустроен тобою,чтобы ямолчазадохнулся в себе.

И как повершение, и как благодарность и одновременно покорность Судьбе – зазвучал на весь белый свет, для всего честного народа гимн, с посвящением, редкостным в любовной лирике своей хотя и сугубо интимной, но окрылённой распахнутостью, – «Женечке»:

Я этой осенью верен тебеЯ этой осенью вверен тебеЯ этой осенью нужен тебеЯ этой осенью мужем к тебеЯ в этой осени соло с трубойЯ в этой осени полон тобойЯ в этой осени встречен тобойЯ в этой осени вечен с тобой

Вот тут бы мы здорово удивились и, кто знает, не заругались бы, встреть хотя бы одну-единственную козявочку-запятую! Здесь поёт душа поэта; а душа живёт по своим, маловедомым нами законам.

Но, однако, вернёмся, так сказать, к теоретическим аспектам темы жизнелюбия и самого Владимира Скифа, и, соответственно, его стихов: что-то ещё из существенного мы не сказали, потому что с радостью сам поэт воскликнул:

Я понимаюсуть существованья!

Но в чём же суть? Не в этом ли? –

Перейти на страницу: