– А я осуждал его! Мало того, я осуждал и тебя, владыко, и всех вас. Я не мог понять, почему вы говорили Маркеллину о надежде и о Божием милосердии к кающимся. Мне казалось, что такие, как он, достойны лишь ненависти и презрения. Зато я покажу всему Риму и миру, как умирают за веру истинные христиане, такие, как я! Да, владыко, я собирался принародно исповедать себя христианином и стяжать от Господа неувядаемый венец славы. Но когда увидел Маркеллина и тех троих, истерзанных пытками, ведомых на казнь, я… я не сделал этого, потому что… испугался. Я струсил, владыко! Разве после этого я могу зваться христианином? Осудите же меня!
– Успокойся, успокойся, сын мой, – склонился над плачущим священником владыка Лукиан. – Что поделать, всем нам тяжело учиться быть христианами. И научиться смирению тоже часто бывает слишком тяжело… Но не отчаивайся. Помни о том, что нет греха, побеждающего человеколюбие Божие. Ты познал свою немощь и каешься – так не теряй же надежды на милость Господню. И пусть об этом тебе напоминает судьба епископа Маркеллина, показавшего нам пример истинного покаяния.
Сестра моя Пелагия[43]
Свершившееся в наши дни чудо я, грешный диакон Иоанн, решил поведать вам, братья мои духовные. Чтобы, услышав о нем, вы обрели пользу для души и прославили Господа, не хотящего смерти грешников, но призывающего их к покаянию и спасению. Я сам был очевидцем и свидетелем этого чуда. И сейчас вспоминать о нем мне радостно… и больно. Почему – поймете потом.
В ту пору я был молод. И служил диаконом при покойном Илиопольском[44]
епископе Нонне. Вы слыхали о нем? Еще бы вы о нем не слыхали! Ведь это он много лет подвизался в Тавенниской обители[45], пока за свою подвижническую жизнь не удостоился епископской хиротонии. Это он обратил ко Христу всех жителей Илиополя… да что там!.. даже тридцать тысяч сарацин во главе с их князем! Кто не слышал о великих и славных деяниях святителя Нонна!Что до меня, то я находился при нем почти с тех самых пор, как помнил себя. Я был не только его учеником и духовным сыном – можно сказать, епископ приходился мне приемным отцом. Покойный отец Парамон из Тавенниси рассказывал мне, будто однажды владыка Нонн, в ту пору еще простой монах, ездил по делам обители в Антиохию. И привез оттуда маленького мальчика-раба. Это был я.
Старик говорил правду. Ведь среди полузабытых воспоминаний моего раннего детства – невольничий рынок и голубоглазая девочка с золотистыми волосами – моя сестра, с которой меня разлучили на том самом торжище. Как я хотел найти ее! Впрочем, об этом после… Пока же начну с того, как на третьем году епископства владыки Нонна его вызвал к себе по каким-то церковным делам Антиохийский патриарх Максим. А вместе с ним – еще семерых епископов.
Нас поселили при церкви святого мученика Юлиана. И вот как-то раз мы все вместе собрались в ее притворе.
– Владыко! Скажи нам что-нибудь на пользу душевную, – попросили епископы владыку Нонна. Потому что он был известен не только своими подвижническими трудами, но и своей мудростью. Но едва владыка заговорил, как на улице послышался шум:
– Маргарита! Прекрасная Маргарита! Слава прекрасной Маргарите![46]
Церковные двери были распахнуты. И потому мы могли во всех подробностях увидеть шедшую мимо нас процессию. Пестро разряженные девицы и юноши били в барабаны, потрясали звенящими систрами, извивались в пляске, от которой у меня закружилась голова. А посреди всех этих плясунов и плясуний на белом иноходце гордо восседала белокурая красавица, наряд которой, казалось, состоял из одних украшений. Золото и драгоценные камни на голове, на шее, на руках, даже на обнаженных ногах… Нетрудно было догадаться, кем была эта «прекрасная Маргарита»…
– Вот это красавица! – донесся до меня шепот одной из женщин, стоявших на церковном пороге. – А богачка-то какая! Вот же людям счастье… не то что нам, убогим.
– Нашла, кому завидовать! – проворчала другая. – Это же танцорка… блудница![47]
Ишь вырядилась, бесстыжая! Смотреть тошно. Таким, как она, одна дорога – в ад! Ужо она там попляшет, потаскуха!Я был согласен с ней. Однако отчего-то не мог отвести глаз от развеселой процессии. Точнее, от лица той, которую звали Маргаритой. Почему эти голубые глаза, эти волны белокурых волос кажутся мне такими знакомыми? Нет, не может быть! Это всего лишь искушение – я никогда не видел эту женщину и видеть не хочу! Вдобавок что скажет владыка Нонн, если заметит, что я, его ученик, как последний уличный зевака, пялюсь на разряженную блудницу?
Но, к моему изумлению, он и сам, не отрываясь, смотрел на Маргариту. Что такое? Неужели чары этой распутницы так сильны, что перед ними не устоял даже такой праведник, как владыка Нонн? Похоже, Маргарита ощутила на себе взгляд епископа… отвернулась и спешно проехала мимо. Лишь тогда владыка Нонн обернулся к своим собеседникам, которые, в отличие от него, мудро отвратили очи от греховного зрелища. Глаза его были полны слез.
– Вас не услаждает ее красота? – спросил он епископов.