Яблони старца Амвросия (сборник)

Вдруг дверь собора распахнулась. В сопровождении вооруженных красноармейцев в храм вошел высокий плотный мужчина средних лет в белом овчинном полушубке, в черной косматой папахе, надвинутой по самые брови. И все мы в ужасе отпрянули назад, узнав в нем чекиста Степана Саенко[88], прозванного комиссаром смерти. Хотя на самом деле в ту пору он был комендантом Белгорода.

– Я комендант города. Именем советско власти приказываю вам последовать за мной на допрос, – произнес Саенко, с нескрываемой ненавистью глядя на владыку Никодима[89].

Не говоря ни слова, епископ благословил нас и последовал за ним. А мы… мы молча стояли и смотрели, как его уводят. Понимая, что его ведут на смерть.

9. «За благое дело и смерть не страшна!»

Да, мы стояли и смотрели, как его уводят. Никто из нас не попытался преградить чекистам дорогу или последовать за владыкой Никодимом. Не судите нас строго: человек часто бывает слишком слаб перед лицом неодолимого страха. А что может быть страшнее того, когда в разгар праздника к людям внезапно является смерть за своей страшной жатвой? И вот в святые дни Рождества она посетила и нас.

Вот владыка Никодим перешагнул порог. Вот за ним захлопнулась дверь, словно крышка гроба. И тогда по собору пронеслось рыдание.

– Господи, как же так? Они же убьют нашего владыку… Что же нам теперь делать?

– Слезами горю не помочь, – громко и строго сказала женщина с высокой прической, полускрытой белым кисейным шарфом, и с жемчужными сережками в ушах, по виду учительница. – Мы должны все вместе пойти к ним и потребовать, чтобы владыку отпустили. Они не посмеют нам отказать. Вот увидите.

– А если они и нас убьют? – робко спросил кто-то. – Они ведь могут. Они все могут…

– Эх ты, трус! – оборвал его мужской голос. – Двум смертям не бывать, а одной не миновать! А за благое дело и смерть не страшна!

И мы отправились к зданию ревкома. Сначала нас было немного. Но по пути к нам присоединялись все новые и новые люди, словно весь Белгород встал на защиту владыки Никодима. Я шел в толпе рядом с отцом Илией. А за пазухой у меня была небольшая икона, освященная на мощах святителя Иоасафа. Поэтому мне казалось, что святой Иоасаф тоже идет с нами. А раз это так – чего нам бояться? Мы спасем владыку. Ведь «если Бог за нас, кто против нас?»[90]

По мере приближения к цели толпа разделилась. Часть ее направилась к комендатуре, где находился Степан Саенко. А мы подошли к зданию ревкома и обступили его крыльцо. Через некоторое время на пороге показался Василий Саенко в сопровождении вооруженных красноармейцев:

– Чего пришли! – закричал он. – А ну, расходитесь по домам!

Навстречу ему шагнула женщина, которая привела нас сюда:

– От имени всех нас я прошу вас освободить нашего владыку…

– Что?! – вскинулся Саенко – За врага советской власти просишь! Буржуйская пособница! Взять ее!

По его знаку красноармейцы схватили женщину и уволокли в здание ЧК. Потом я узнал, что она и впрямь была учительницей, директрисой женской гимназии. Фамилия ее была Кияновская. А звали ее Марией[91]. Запомните это имя – Мария Кияновская…

Она оказалась права, эта учительница, мудрая, как женщина, и смелая, как мужчина. комендант Саенко не посмел отказать народу и освободил владыку Никодима. Неужели Богомладенцу Христу удалось смягчить закосневшее во зле сердце «комиссара смерти»? Впрочем, разве святые дни Рождества – не время для подобных чудес?

10. «Он-то был посмелее вас!»

Увы, моя радость была преждевременной. На другой день после своего освобождения владыка Никодим вновь был арестован и бесследно исчез в застенках ЧК. Жив ли он? Об этом мы не знали. Прошел слух, будто его тайно увезли из Белгорода то ли в Харьков, то ли куда-то еще. По крайней мере, так утверждали чекисты. Но я не верил этим россказням. Ведь владыка Никодим был непримиримым и опасным врагом богоборцев. Так что участь его была предрешена заранее. Как сказал мне тогда при встрече Павел Рахов: «Скоро мы его заставим замолчать».

Павел Рахов! А ведь мой бывший друг – один из приближенных начальника милиции Василия Саенко. Похвалялся же он, что если я захочу примкнуть к красным, он сможет замолвить ему словечко за меня. Наверняка он знает, что произошло с владыкой Никодимом! Так неужели ради нашей былой дружбы он не расскажет мне об этом?

Тем же вечером я отправился к Павлу. Разумеется, я не особенно надеялся, что он окажется дома. Однако он был там. Полуодетый, небритый, с налившимся кровью шрамом на щеке и блуждающим взглядом, с недопитым стаканом водки в руке, сейчас он больше походил не на человека, а на злого духа в людском обличье. Увидев меня, он глумливо расхохотался.

– А-а, явился, монашонок! Я знал, что ты придешь. Испугался, значит… Все вы храбрые… на словах. Он-то был посмелей вас!

Я сразу понял, кого имел в виду Павел. Разумеется, он говорил о владыке Никодиме.

– Что вы с ним сделали? – закричал я. – Отвечай! Что вы с ним сделали?