– Чувствуется рука мастера, – король сделал шаг в сторону, и Ричард увидел Фому с принцессами. Герцог в бархате цвета спелой сливы и кудрявом парике напоминал барона Капуль-Гизайля, девица в розовом нюхала цветок, девица в голубом кормила голубков. Дик вгляделся в смазливые, обрамленные локонами мордашки. Голубая была потолще, у розовой в лице было что-то кроличье. Сестрам было далеко даже до Марианны, а до Катари и вовсе как до звезды, но портрет в Талигойе появился неспроста. Эр Август предупреждал, что Сильвестр решил избавиться от ее величества и женить Оллара на урготской купчихе. Разве мог тогда кто-нибудь предвидеть, что картину увидит законный король…
– Талигойские художники не уступают урготским, – сюзерен говорил весело, но Дик чувствовал в его голосе безнадежность. – Мы собираемся в скором времени сделать достойный подарок их высочествам, а сейчас проводите нас к маркизу Габайру.
2
Дуайен в стеганом коричневом халате возлежал в кресле, больше похожем на короткую кровать. В комнате было нечем дышать, но посольские ноги были тщательно укутаны меховым одеялом.
– Какая честь для больного старика, – прокашлял Жоан Габайру, то ли собираясь подняться, то ли делая вид. – Какая неслыханная честь!
– Сидите, сударь, – мягко сказал Альдо. – Как вы себя чувствуете?
– Так же, как неделю назад, – хрипло произнес ургот. – В мои годы трудно уповать на быстрое выздоровление. Лекарь полагает, что я застудил верхнюю треть легких, а это весьма неприятно и исключает даже кратковременное пребывание на морозном воздухе.
Слова больного не расходились с делами. Запертые окна и тщательно задернутые портьеры зеленого бархата надежно защищали не только от мороза, но и от дневного света. Спальня освещалась камином и свечами, горящими на письменном столе и низеньком, сплошь заставленном склянками столике под рукой больного.
– Нам не хватает вашего общества, – сюзерен опустился в одно из четырех кресел и кивнул Дику. – Садитесь, Окделл. Маркиз, полагаю, вы знаете нашего спутника?
– Разумеется. – Старческие глаза, бурые, как разведенный молоком шадди, уставились на юношу. – Я впервые обратил внимание на этого достойного молодого человека, когда он приносил присягу оруженосца, и с тех пор стараюсь не терять его из виду. Властитель Надора проделал большой путь, весьма большой и весьма примечательный.
– Окделлы верны своему государю. – Святой Алан, ну зачем Габайру понадобилось вспоминать Фабианов день? Конечно, он не имел в виду ничего плохого, и все-таки…
– Верность – замечательное качество, – сухая, похожая на причудливый корень рука поднесла ко рту большой платок, – и весьма редко встречающееся. Наши времена склоняются к здравому смыслу, а не к бессмысленному самопожертвованию, как бы красиво оно ни выглядело. Большинство, как это ни печально, предпочитает чистой совести и посмертной славе бренное существование.
– Повелители Скал всегда принадлежали к меньшинству, – улыбнулся сюзерен. – О готовности Ричарда отдать свою жизнь за жизнь сюзерена говорит цепь Найери. Маркиз, мы не хотим утомлять вас и потому будем кратки. Получил ли его величество Фома наше письмо? Кроме того, мы готовы лично принять ваши верительные грамоты, что избавит вас от поездки к экстерриору.
– Я очень сожалею, – закашлялся посол, – но последнее письмо его величества, достигшее этого дома, подписано четырнадцатым днем Осенних Ветров. Я четырежды отправлял в Урготеллу курьеров, но у меня нет уверенности, что они достигали цели.
– Отправьте еще раз, – предложил сюзерен. – Мы обеспечим вашему курьеру надлежащий эскорт.
– Дорога через южные графства стала весьма опасной. – Габайру снова закашлялся, тщательно прикрывая темные губы платком. – Весьма…
– Этому скоро придет конец, – заверил Альдо. Лоб сюзерена блестел от пота, волосы слиплись. Дик тоже чувствовал себя вытащенной из воды рыбой.
– Безопасные дороги весьма облегчат жизнь моему преемнику. – Старикашка без дурацкого «весьма» прямо-таки жить не мог. – Участь посла, не получающего писем, плачевна.
– Вы рано заговорили о преемнике, – нахмурился Альдо, – мы не сомневаемся, что вы поправитесь. Вы ведь провели в Ракане более тридцати лет?
– Тридцать девять, – с достоинством уточнил Габайру, – но всему приходит конец. Я дважды просил моего герцога об отставке. Первый раз мне было отказано, ответа на второе прошение я пока не получал.
– Кто же вас сменит? – полюбопытствовал сюзерен. – Граф Жанду?
– Никоим образом. Первый советник посольства, если он себя проявит достойным образом, рано или поздно станет послом, но в другой стране. Граф Жанду знает, что ему предстоит уехать в Эйнрехт. В свободное от своих обязанностей время он совершенствуется в языке и читает дриксенские хроники. Это весьма полезное занятие, куда более полезное, чем написание доносов.
– Нам не кажется это разумным, – Альдо не выдержал и утер лицо. – Граф Жанду хорошо знает Талигойю, но не Дриксен. Разумнее оставить его здесь.
Старикашка улыбнулся, показав молодые острые зубки: