Яд минувшего

– Эпинэ – Люди Чести, – Мирабелла выпрямилась в кресле, хоть это и казалось невозможным, – но в их роду были предатели и еретики. Повелители Молний вернулись на путь служения святому делу лишь недавно. Потомки предателя Шарля склонились перед потомком Алана. Ваш брат и повелитель, Айрис, дав согласие на брак, оказал Роберу Эпинэ честь. Если б не ваше предосудительное поведение, вы могли бы рассчитывать на большее.

На большее?! Это на что же? Алва для святой дуры в одной цене с Леворуким, Приддов мы не жалуем, остается красотун Альдо… Весело!

– Если бы я осталась в Надоре, я бы сдохла, как Бьянко! – Девушка рванула воротник и захохотала. – Вы бы упрятали меня в склеп к отцу и были б счастливы! Но лучше в гробу, чем так жить… Чем жить с вами!

Опять! Святая Октавия, опять… Надо быть последней дурой, пытаясь помирить нетопыря с чайкой. Леворукий бы побрал благие намерения, но Айри винить не приходится. Она не кусалась до последнего.

2

Чем выше вчера взлетел на призрачных крыльях, тем тошней будет ползти по завтрашнему болоту. У радости свое похмелье, у погоды – свое. Луиджи смотрел на серые дворы, над которыми висели черные тучи, и с трудом верил, что снега́ могли обернуться бриллиантовыми россыпями.

От недавнего непонятного счастья остались режущие по живому осколки. Все еще чистый, отливающий бирюзой горизонт – и тот не радовал, а тревожил. Капитан Джильди снял перчатку и голыми пальцами сгреб с перил отсыревший слежавшийся снег. Делать было нечего, а идти некуда. Конечно, всегда можно пофехтовать, найти книгу или собеседника, напиться, в конце концов, но при этом ты останешься бездельничающим гостем. Старая Придда живет весенней войной, ей не до чужеземных капитанов, кого бы они ни взяли в плен. Хексбергская битва стала прошлым, а смотреть нужно вперед. Что может моряк на суше? В лучшем случае – убить парочку прохвостов. Это весело, но на войне твое место там, где от тебя больше проку.

Галеры не зависят от ветров, они могут прятаться среди островов и подходить к самому берегу. Это пригодилось осенью, пригодится и весной, когда Альмейда отправится к дриксенцам с ответным визитом. Война развязана, Золотой Договор нарушен, хотя правильнее сказать, что его больше нет…

– Господин капитан! – Молоденький порученец влетел на заснеженную галерею, даже не набросив плаща. – Вас просит монсеньор.

– Иду. – В Талиге несколько монсеньеров, но для капитана Джильди таковым является только Ворон. – Господин регент один?

– Сейчас у него командор Райнштайнер.

Значит, что-то не так с письмом для Фельсенбургов. Регент хочет, чтобы родичи кесаря вели переговоры с жадным фельпским капитаном. Что ж, деньги окажутся к месту. Можно выкупить «Влюбленную акулу» и послать, наконец, дуксов к кошкам. Луиджи Джильди служит тому, кому дал слово, а не отрабатывает чужие сапфиры.

– Капитан Джильди к монсеньору! – бросил на ходу порученец, и здоровенные ноймары распахнули дверь. В Старой Придде покушаться на регента было некому, но, отыщись убийца, ему бы не поздоровилось.

– Входите, капитан. – Герцог Ноймаринен возвышался у печи, еще несколько человек сидело возле стола. – Сударыня, благодарю за помощь. Возможно, нам еще придется вернуться к этому разговору.

– Ничто… страшного. Я буду рада оказаться полезной бл… агородным людям. – Из-за герцогской спины показалась тоненькая фигурка в мужском платье, и Луиджи едва не заорал в голос.

– Капитан Джильди, – резко спросил регент, – вы знаете эту девушку?

– Простите… – Огромные янтарные глаза, точеный носик, темно-рыжие волосы. – Нет, я вижу ее впервые. Я обознался.

– Жаль. Ойген, пусть госпожу баронессу проводят в южные комнаты и проследят, чтобы ее не беспокоили. И напомните о портнихе и женщине для услуг.

– Разумеется, монсеньор. Идемте, баронесса.

– Я благодарна. Я иду.

Рядом с рослым бергером девушка казалась совсем ребенком. На пороге она оглянулась, послав печальный взгляд молодому офицеру с каштановыми волосами. Нет, лицом она не походила на Поликсену, совершенно не походила, хоть и была настоящей красавицей…

– Садитесь, Джильди, – Ноймаринен казался если не больным, то безумно уставшим, – и все же кого вам напомнила наша гостья?

– Одного из офицеров «Морской пантеры». – Зачем скрывать то, что давно не имеет значения? – Был такой галеас. Им командовала сестра бордонского дожа, ее офицерами были женщины. Та, о ком я говорю… Она умерла на моих глазах, а ваша гостья была в военном платье.

– Это неважно. – Регент разом утратил всякий интерес. – Капитан, вы на протяжении нескольких месяцев находились рядом с Алвой. Он что-нибудь говорил о гоганах?

– О ком? – удивленно переспросил Луиджи.

– О гоганах, – невозмутимо повторил регент и медленно пошел вдоль стены. Об этой его привычке Джильди предупредили перед первой аудиенцией. – На подносе глинтвейн. Пейте.

Фельпец послушно взял кружку, некстати припомнив вечер на вилле Бьетероццо; на душе стало еще гаже, чем было. Мерзкая погода, мерзкие воспоминания, мерзкое настроение, а Вальдес прав: Руппи с его адмиралом в Эйнрехте делать нечего.