Яд минувшего

– Познание Истины требует времени и страданий. – Это был кардинал, но не Левий, а другой – Агарис откликнулся на просьбу Альдо вовремя. – Мы не вправе позволить твоему разуму угаснуть раньше срока. Ты должен жить, и ты будешь жить во тьме, размышляя о своих преступлениях, Рокэ из Кэналлоа.

– Зачем размышлять о том, что уже сделано? – пожал плечами Алва. – Что ж, раз нельзя умереть, я хочу поцеловать красивую женщину и сказать пару слов своему оруженосцу.

– Если вы полагаете, что мы пошлем в Кэналлоа…

– При чем тут Кэналлоа? – поднял бровь пленник. – Я сказал – женщина. Любая… По дороге сюда я видел немало дам, которым не будет в тягость проводить меня в темноту.

– Я его отведу…

– Дориан вам поможет…

Дориан? Какой Дориан? Он не знает никакого Дориана и никуда не пойдет!

– Сударь, примите мои извинения…

– Что вы, мой друг! Это бывает…

– Попробуй встать… Спокойно!.. Молодец!

– Робер, мы с Эвро перейдем в будуар…

Голос низкий, хрипловатый, знакомый, а лицо чужое… Какая же она молоденькая! Совсем девочка… Похожа на Катари, но не Катари. Худенькая, светлокосая и синеглазая, она, казалось, была потрясена собственной смелостью. Странно, что право поцеловать осужденного досталось именно этой. Рокэ, звякнув цепями, преклонил перед девушкой колено. Та совсем засмущалась, а Алва, несмотря на оковы, легко поднялся и нежно поцеловал розовые губы.

– Что ж, господа. Теперь никто не скажет, что моей последней женщиной была лживая тварь. Я готов, но вино должно быть красным.

– Вы хотели сказать несколько слов герцогу Окделлу, – напомнил Джеймс, – он здесь.

– Ах да, – Рокэ Алва лениво кивнул бывшему оруженосцу: – Юноша, это, конечно, ерунда, но в вашей семье подобным вещам отчего-то придают большое значение. Ричард Окделл, я считаю ваше обучение законченным. Вы достойны стать одним из талигойских рыцарей, подтверждаю это пред землей и небесами. Вы свободны от клятвы оруженосца и с сего мгновенья не несете никаких обязательств передо мной. Ступайте!

– Меня освободил мой сюзерен, – лучше было бы промолчать, но пусть он знает, пусть знают все, – моя жизнь и моя кровь принадлежат Альдо Ракану!..

– Дикон, уймись! – Робер?! Он-то откуда взялся? И, как всегда, недоволен… Конечно, зрелище неприятное, но без этого не обойтись.

– Я знаю, что говорю, и пусть все знают…

– Некому тут знать! – Почему Иноходец без мундира? И откуда ночь… Только что был полдень, а теперь темно?

– Он уже выпил?

– Кто? – Вместо неба – потолок, на нем что-то нарисовано, но что – не разобрать, и потом, он кружится. Медленно, уныло… Если бы улитка ловила свой хвост, она кружилась бы так же. И кровать тоже кружится. Кровать? Он лежит? Но ведь он же не ранен!

– Где мы?! – Значит, в них стреляли. С крыши… Карваль опять проморгал. – Это были люди Придда! – К горлу подступает тошнота, кровать кружится все быстрее, но он должен знать все. – Их взяли?

– Возьмут. Спи.

Спать нельзя, иначе их зарежут сонными… Так всегда делают. Нужно выставить часовых. Феншо не выставил…

– Ты выставил часовых?

– Выставил. Спи!

Уснешь тут, когда на каждой стене по маске. Зачем их повесили? Они же сейчас проснутся… Так и есть! По золоту идет рябь, гаснет свет, золотые глаза чернеют, становятся синими…