Борн должен оценить благородство Альдо, а, если ему напомнить о Рихарде и пообещать отыскать тех, кто покушался на Робера, он одумается. Главное, чтобы Удо именем брата пообещал молчать об исповеди, такую клятву он никогда не нарушит.
Разговор следовало оставить в тайне, и звонить слугам Дикон не стал. Юноша одернул камзол и вышел на лестницу. Золотистый шелк таинственно мерцал, горящие свечи превращали заоконную тьму в вороненую сталь, и Ричард невольно залюбовался горячими отблесками. Этот дом и эта лестница больше не были чужими, они не пугали, не насмешничали, а улыбались усталому хозяину ласково и ободряюще.
– Монсеньор недоволен? – Вынырнувший из теней Джереми попытался проследить взгляд Дика. – Что-то не так?
Ричард усмехнулся:
– Все так, капрал Бич, через два часа выезжаем. Предупреди цивильников и распорядись подать солдатам горячего вина.
– Да, монсеньор.
– Ноксу и капитану – на их выбор. Через час я к ним присоединюсь. Мне подашь «Вдовью слезу». Двадцатилетнюю.
– Будет сделано. – Джереми слегка замялся. – Монсеньор идет к господину Борну?
– Именно, – тревога капрала умиляла и смешила. – Я в своем доме, и я при шпаге. Занимайся своим делом, а я займусь своим.
Одна из свечей замерцала, пламя блеснуло тусклой зеленью и выровнялось, внизу раздались голоса. Ричард сосчитал до шестнадцати и быстро прошел по отделанной черным деревом галерее к бывшему кабинету Рокэ. Дверь тоже была черной со странными завитками… Зачем он стучит, ведь ключ у него? Это Удо заперт в комнате с кабаньими головами, а Ворона здесь нет и не будет.
Суза-Муза на стук не ответил, то ли спал, то ли притворялся. Громко щелкнул замок, резные вихри ушли в темноту, лисьей рыжиной блеснул догорающий камин, – совсем как тогда…
– Эр Рокэ! – Дик крикнул раньше, чем успел подумать.
Ричард обернулся к дивану и понял, что понятия не имеет, как окликнуть спящего. Раньше было просто, раньше Удо Борн назывался графом Гонтом, братом Рихарда, соратником, другом, а кто он теперь?
Красными глазами мерцали уголья, за окном холодный торский ветер раскачивал ветви, перекрученные тени метались по кабинету черной сетью, захватывая то кабанью голову, то ардорскую бронзу. Пляска тьмы и света завораживала, тянула в закатные глубины, туда, где ждала неизвестно чего увенчанная мертвым солнцем башня.
– Удо, – позвал Ричард, разрывая призрачную сеть, – вставай!
Спящий раскинул руки и улыбнулся. А говорят, нечистая совесть мешает спать, хотя вряд ли Удо спит. Щелкнувший замок, стук двери, дурацкий крик не разбудили бы только глухого, но Сузе-Музе нравится шутить, сейчас он откроет глаза и спросит про «эра Рокэ». И пусть спрашивает. Ричард Окделл верен государю и Талигойе, и он не поднимал руку на друга.
Дикон пригладил волосы и отчеканил:
– Удо Борн, соизвольте проснуться.
Не соизволил. Досадливо отмахнулся, дернул ногой и ткнулся лицом в подушку. Вставать он не собирался.
– Нам нужно поговорить, – открыл карты Ричард, но Суза-Муза и не думал отвечать, шуточки продолжались. Юноша зачем-то оглянулся, встретив стеклянный кабаний взгляд. Темная полоса скользнула от стола к камину, раньше там блестели черные шкуры и синеглазый человек глядел в огонь. Ночь ковырялась в памяти, как хирург в ране, это становилось невыносимым.
– Разрубленный Змей! – заорал Дикон. – Удо Борн, поднимайся, слышишь?! Хватит врать, я же вижу, ты не спишь!
– Уходи, – пробормотал в подушку Борн, – надоел…
Этого Ричард уже не вынес. Бросившись вперед, он схватил Сузу-Музу за плечи и тряханул, Удо рванулся куда-то вбок, руки юноши разжались, Дик с трудом удержался на ногах, а граф Медуза мешком свалился на разворошенную постель и замер, неловко вывернув руку. Стало тихо. Совсем.
3
И когда это Дикон успел не только вернуться, но и напиться? Или он уже явился пьяным? Очень может быть, провожать бывшего друга – не кошку гнать, без касеры не обойдешься. Когда проспится, нужно спросить, как там Удо.
Принцесса с трудом отлепила взгляд от клюющего носом Повелителя Скал и оглянулась в поисках лакея, но прислуга разбрелась, и хорошо. Без суетящихся дурней в алых туниках было спокойней, и принцесса собственноручно вылила в стакан остатки настойки. Неужели она выдула все? А голова совсем ясная… Проверять, может ли она встать, женщина не рискнула. Скоро все если не расползутся, то уснут, вот тогда она и отправится под крылышко к Лаци, и пусть решает, шарахаться от такой красоты или нет.