Яд ревности

Повисло молчание. Оно длилось и длилось, и Магда почти потеряла надежду услышать еще что-нибудь, но голос Игоря наконец возник снова:

– Магда?..

Да что это с ним? Уж голос-то ее он никак не мог забыть! Она решительно сказала:

– Да, Игорь, это я, Магда! Мне надо с тобой поговорить.

– Мы разве ни о чем не договорились? – голос Игоря звучал уже нормально, и он явно не горел желанием продолжать разговор. Но Магда сделала еще попытку:

– Игорь, пожалуйста, мне нужна твоя помощь. Меня хотят убить!

– Тебя? – Магда услышала, как Игорь хмыкнул. – Кому же это ты понадобилась? Знаешь, Магда, это нечестно! Мы с тобой расстались, и не надо искать поводов для новых встреч… Тем более таких нелепых!

В трубке запели гудки. Телефон выпал у нее из рук и с глухим стуком упал на диван. Магда скорчилась и уткнула в колени горящее лицо. Она еще никогда не чувствовала себя такой униженной…

Магда принесла Симоне заявление об отпуске. По графику отпуск у нее в октябре, и она знала, что Симона устроит скандал. Она была готова к этому и приказала себе без крайних оснований не «нарываться». Терять работу не хотелось. Если у нее есть какое-то будущее, в смысле, жизнь, работа ей еще пригодится…

Симона предсказуемо закатила глаза и, кипя от возмущения, разразилась монологом, в котором перечислила все ее грехи и грешки. Магда дождалась окончания монолога и после слов «…совершенно невозможно!» молча поднялась, вынула листок с заявлением из наманикюренных пальцев Симоны и так же молча вышла. Ошарашенная Симона осталась сидеть с открытым ртом.

Борис Михайлович был гораздо мягче, но и он гудел:

– Ну Магда Валерьевна, ну голубушка, ну ведь непорядок же!

Магда вздохнула и сказала:

– Борис Михалыч, миленький, все понимаю, но у меня такие форс-мажорные обстоятельства, что если вы не дадите мне отпуск, я вынуждена буду уволиться.

Тактичный Борис Михайлович не стал выяснять, что за обстоятельства, он только вздохнул тяжело и протяжно и подписал заявление.

По дороге домой Магда зашла в магазин и купила газовый баллончик. Вот и вся ее защита. Больше надеяться не на кого и не на что…

Алексей нашел больницу, в которой держали его врага. В этом Золоторудном больниц со стационарами было всего ничего, он быстро обошел их все. В каждой он находил какую-нибудь женщину из младшего персонала – сестричку, нянечку, – говорил, что ищет брата, показывал фотографию… Сестрички-нянечки охотно болтали с ним, он умел нравиться женскому полу…

Так он дошел до последней больницы, где очаровал старенькую санитарку тетю Надю. Он сунул ей в карман халата тысячную купюру, и довольная старушка рассказала ему все про странного пациента, которого нашли в электричке и уже хотели было везти в морг, а он возьми да и открой глаза… Никто не верил, что он выживет, а он оклемался! И уж на поправку пошел, даже вставать пробует, только вот на голову плохой – память ему отшибло, – да глаза попортил.

– Трет и трет глаза, трет и трет! – вещала старушка, ощупывая в кармане большую денежку. – Глянули, а у его там нашлепки эти, линзы. А их долго держать нельзя, глаза портятся… Вот теперь глаза лечат… А милиция его стерегет, боятся, видать, что маньяк его добить захочет! Это ж маньяк у нас орудует в электричках, кучу народу потравил…

– Какие еще линзы? – перебил Алексей словоохотливую старушку. Линзы у снайпера? Это что-то новое!

– А ты что ж, не знаешь, что он нашлепки эти носит? – старушка снова пощупала карман и посмотрела на Алексея с подозрением. – На карточке-то твоей он вон какой голубоглазый! А это нашлепки у него синие, так-то глаза обыкновенные, а с нашлепками – голубые!

«Для маскировки он их, что ли, носил, – подумал Алексей. – Цвет глаз менял… Все равно как-то странно… Ладно, разберемся…»

– Знаю, конечно, – принялся выкручиваться он. – Только ему уже операцию сделали на глазах, я думал, он линзы уже не носит.

– Стало быть носит! – бабка явно гордилась своей осведомленностью. – Для красоты, видать! Так-то глаза обыкновенные, а так – голубые! И сам мужик ничего, симпатичный, а с голубыми-то глазами…

И она мечтательно причмокнула, снова пощупав карман. И предупредила Алексея:

– Милиционеры-то тебя к нему не пустят. Тока врачей пускают да сестер, процедуры делать. А ты к главврачу сходи, к Валентину Петровичу. Скажи, что брат. Валентин Петрович все старается память ему вернуть. Может, брата увидит да и вспомнит! Сходи, сходи к главврачу!

Алексей пообещал непременно сходить к главврачу и ушел, чтобы никому не мозолить глаза. Он вернулся вечером, когда медперсонал в основном разошелся. Остались лишь дежурные врачи. В больнице было тихо и спокойно, в холле работал телевизор, из столовой несло пригорелой кашей – там кончался ужин. Никем не замеченный, Алексей проник внутрь – это было делом техники – и спрятался до ночи в заранее облюбованном укромном уголке.

В самый глухой час ночи он покинул свое укрытие, надел принесенные с собой белый халат, шапочку и хирургическую маску. Бесшумно прошел по коридорам, поднялся на нужный этаж.