Яд-шоколад

— Я сказал, что у меня… то есть у нас деньги, в средствах не нуждаемся, — не отвечая на вопрос прямо, сообщил Олег Шашкин.

— Кошельком похвалился перед девчонкой? — Момзен смотрел сквозь витрину. — Вот с этим, — он коротко кивнул на парня в черном пальто с кружевами, — деньги не помогут. Денег и тут куры не клюют. Значит, понравилась тебе она?

— Да, понравилась, — Олег Шашкни выпрямился. — А что?

— Ничего. Раз нравится — бери.

Олег Шашкин молчал.

— Я сколько раз тебя учил — бери, само в руки не свалится. Рыженькая… рыженькие редкость, такой еще не было. Бери, что смотришь?

Олег Шашкин кусал губы.

— Так сильно нравится?

Олег Шашкин повернулся и побрел прочь от «Царства Шоколада» — мимо фонтана, мимо стеклянных лифтов.

— От любви и от мечтодни неприятности, — Момзен не отставал от него ни на шаг. — Я всего один раз сделал попытку влюбиться, дай бог памяти, в каком же это году… в каком столетии, — он усмехнулся. — Тоже вот как ты молодой идиот, а девка оказалась психованной дурой. Это был настоящий ад, к счастью, очень короткий, недолгий ад, а то бы я ее, конечно, убил.

Олег Шашкин впервые, возможно, не слушал, о чем это там толкует его учитель и наставник по жизни. Он прокручивал в голове недавнюю сцену — как они стояли с Машенькой у лифтов, как говорили, как она реагировала. Она увидела этого типа в толпе и побежала за ним, как собачонка за хозяином. В этом нет никаких сомнений — она бросила его, Олега, ради этого хлыща в черном. И налетела на него в дверях магазина нарочно и толкнула своей грудью, своими упругими маленькими холмами.

Маленькие теплые упругие холмы под кофточкой…

Глаза цвета фиалок…

Рыжие волосы — тонкие и душистые, рассыпавшиеся по обнаженным плечам…

Тело белое, как китайский фарфор…

Широко раздвинутые ноги — сладкая бесстыдная поза полного подчинения…

Олег Шашкин закрыл глаза. Почувствовал, как рука его сжимает что-то тяжелое и острое — солдатское ружье со штыком или тот самый офицерский палаш, нет, самурайский меч…

Он ощутил приступ дурноты и одновременно приступ острого голода — живот скрутило в спазме. Из дверей «Макдоналдса» донеся запах жареных гамбургеров.

Глава 25 Ритм

Все возникло перед глазами Кати в реальности как дежавю после просмотра той памятной записи на диске: кабинет для допросов во внутренней тюрьме Петровки, 38 — довольно мрачного места, от посещений которого всегда остается осадок в душе.

В кабинете для допросов несколько человек — могучего вида оперативник-конвоир в дверях, эксперт Сиваков, полковник Гущин, еще один оперативник за столом с протоколом, а на привинченном стуле под светом яркой лампы — тот, кого Катя видела только на видеозаписи и о котором столько слышала все последние дни.

Родион Шадрин.

Катя в кабинет для допросов не входила. Стояла на пороге, буквально пряталась за широченной спиной опера-конвоира. Полковник Гущин и эксперт Сиваков привезли ее сюда на Петровку, 38, и она была им благодарна, что они взяли ее с собой. Что скрывать и лукавить — ей хотелось взглянуть на Родиона Шадрина «вживую».

И вот она увидела его. За два года, проведенные в психбольнице, он постарел. Если это, конечно, можно сказать о молодом парне. Он и на пленке выглядел гораздо старше своего возраста, а теперь ему можно было дать на вид чуть ли не сорок. Все такой же худой. Все такой же бледный, одутловатый, словно лицо его покусали комары, и укусы эти и припухлости так и остались с ним навечно. Он был в спортивных штанах, клетчатой рубашке и спортивной куртке — все вещи очень чистые, но источающие тот особый запах больницы — смесь лекарств, дезинфекции и еще чего-то неуловимого, но сильного, по чему мы сразу определяем: так пахнет только больница.

На него не надели наручники. Он сидел, сгорбившись, положив руки на стол.

Не барабанит, — отметила про себя Катя. — Видно, отучили…

— Здравствуйте, Родион. Вы помните меня? — спросил полковник Гущин.

Шадрин не отреагировал, не ответил. Только руки — Катя внимательно следила за его руками — напряглись, пальцы спружинились, словно он слышал не ушами, а этими своими худыми нервными руками.

Катя подумала: он так старо сейчас выглядит, что просто невозможно представить его рядом с такой молодой матерью, как Надежда Шадрина-Веселовская, пусть она и родила его несовершеннолетней девчонкой, в пятнадцать. Он абсолютно не похож на мать. И все-таки кого-то он напоминает… и сейчас, когда он вот такой, это сходство…

Но тут Катя сама себя оборвала: какое еще сходство? Что ты выдумываешь? Смотри, слушай, наблюдай, ты за этим сюда явилась — за личным опытом, а не за выдумками.

— Я разговаривал с вашим лечащим врачом, Родион, — сказал полковник Гущин, — нам известно, что в больнице вы подверглись нападению других заключе… то есть других больных, которые вас избили. По какой причине произошло нападение?

Та-та-та… пальцы Родиона Шадрина коснулись стола.

— Так по какой же причине? Может, потому, что другие больные боятся вас из-за того, что вы совершили?

Родион Шадрин начал тихо барабанить — сразу очень быстро, четко, но в сложном рваном ритме.