— Я люблю русских, — честно признался Анджей. — У меня были друзья среди коммунистов. Я даже считал одно время, будто в их учении есть разумное зерно, но потом его зарыли в навоз и пустили топтаться свиней.
Дядя Юзеф добродушно рассмеялся и похлопал племянника по плечу.
— Сразу видно — интеллектуал. Ты и в детстве, помнится, был гордостью семьи. Жена жива?
— Она осталась в России. — Анджей вздохнул, имея в виду Машу, но тут же понял, что дядя Юзеф спрашивает о Юстине.
— Она у тебя разумная женщина. Такими нельзя нынче бросаться, — укоризненно заметил пан Потоцкий. — Тебе известно, что она еще до оккупации Вильно советскими войсками сумела спасти большую часть денег и драгоценностей?
— Ай да Юстина, ай да умница! — воскликнул Анджей и даже захлопал от радости в ладоши.
— Но ты подожди радоваться, — остудил его дядя. — Она попросила меня превратить золото в деньги и положить в банк в Цюрихе на имя вашего сына, Яна Франтишека Ковальского.
— Ян погиб во время бомбежки Вильно. Выходит, плакали наши денежки, — сказал Анджей, почему-то не чувствуя себя слишком расстроенным по этому поводу.
— Да, это несколько затрудняет дело. Однако, поскольку ты и твоя жена являетесь его наследниками по прямой, можно раздобыть необходимые документы и…
— Я разошелся с Юстиной, — неожиданно сказал Анджей. — У меня теперь другая жена. Русская. Но Юстина… Словом, я сохранил с ней дружеские отношения. Она очень привязалась к моей дочери от второго брака. Кстати, официально я с Юстиной не разводился, — вдруг вспомнил Анджей. — Они… они живут все вместе — обе Маши и Юстина. И, кажется, любят друг друга.
Дядя изумленно смотрел на племянника. Остался таким же легкомысленным, каким был всегда. Можно ли положиться на такого в делах?..
Он осторожно спросил:
— А ты не собираешься вызывать к себе Юстину или эту твою вторую жену?
— Нет, — неожиданно для себя сказал Анджей. — Я уже перелистнул последнюю страницу той книги. Читать ее во второй раз будет скучно. Тем более пора заняться карьерой — мне уже за тридцать.
— Ладно, я подумаю о счете в цюрихском банке, — пообещал дядя Юзеф. — Хотя эти чертовы швейцарцы ужасные бюрократы и буквоеды. Что касается твоего романа, то, как говорится, чем черт не шутит, пока Господь почивает. — Пан Потоцкий ободряюще улыбнулся Анджею. — Говоришь, он у тебя написан от руки? Что, в России даже пишущих машинок нету? Ну и занесла тебя нелегкая… Ладно, придется разориться на машинистку. Есть у меня один знакомый издатель с чутьем фокстерьера. Попросим его совета. Ты очень стал похож на Беату, царство ей небесное. — Дядя Юзеф снял очки и вытер платочком повлажневшие глаза. — Думаю, вместе мы не пропадем. Тем более что Польша еще не погибла.
Анджею казалось, будто он заново родился на свет. На следующий же день по приезде в Вену, купив кое-что из гардероба в стиле а-ля Монмартр, он отправился просто так бродить по городу, заходя по пути в книжные, цветочные и прочие магазинчики и не уставая поражаться обилию и изобилию красок.
Жизнь в России даже внешне казалась ему теперь окрашенной в серые тона, хотя он знал в глубине души, что это не так. Но он умышленно не стал копаться в своей душе, решив пожить какое-то время ощущениями чисто внешнего — физического — порядка. Сходил в дорогую парикмахерскую, где сделал маникюр и даже педикюр, пообедал в фешенебельном ресторане, в котором, согласно преданию, когда-то играл на скрипке сам король вальсов Иоганн Штраус, запив кровавый бифштекс хорошим бургундским вином. Потом отправился в варьете.
Его не возбуждал вид полуобнаженных женских тел, зато он жадно любовался ажурными чулками, бархатными подвязками и прочими атрибутами женского туалета, по которым истосковался его взгляд. После представления зашел в бар напротив, выпил две рюмки коричного ликера и вдруг понял, что ему нужна женщина. Благоухающая дорогими духами, и чье мягкое кружевное белье ласкает и холодит пальцы. Пускай она будет обыкновенной проституткой — какая разница? Тем более что он устал от любви и ему хочется обычного секса. Но только не заурядного, а чего-то новенького, модного. Он безнадежно отстал, живя в своей далеко не романтической глуши.
Такую женщину он и привел к себе в номер. От нее пахло «Шанелью» и дорогими сигаретами с ментолом, а ее белье оказалось еще приятней на ощупь, чем Анджей мог вообразить.