Ядерная осень

— А ты как думал. На то он и академик. Только боюсь долго мы на этом драндулете не протянем. Километров семьдесят от силы. Эх, — Коля посмотрел на Скворцова, засунувшего голову в бак с ржавой водой, — и почему ты, Семеныч, хотя бы мотоцикл в подвал не засунул.

— Ты просто плохо смотрел, он там, в углу за трактором стоит, — дед усмехнулся и бодро зашагал к погребу за продуктами. Он единственный из всех прекрасно себя чувствовал после вчерашней пьянки и был в прекрасном расположении духа. Семеныч уже видел себя сидящим в кабине тепловоза, в белой рубашке и галстуке.

— А зачем вы деда-то с собой тащите? — Скворцов присел возле дымящего сигаретой Николая.

— Как зачем? Он же каждую стрелку на дороге знает. Без него мы укатим куда-нибудь в Сыктывкар к едрене матери.

— Карета подана, господа, — Мамаев спрыгнул с дрезины.

— Вы что за бензином не могли пешком сходить? — Степанов посмотрел на две канистры, стоящие позади сидений.

— Так движок все равно опробовать надо, — Мамаев постучал ладонью по кожуху, — и ходовую часть.

Семеныч устроился на переднем сидении. Рядом с ним сел академик, а Мамаев со Степановым оттолкнувшись от шпал, разогнали мотодрезину и запрыгнув на нее на ходу, примостились сзади, на коробках с продуктами.

Узловая станция скрылась за поворотом, редкая поросль по обеим сторонам дороги постепенно перешла в сосновый лес, мотодрезина весело бежала под гору. Глядя на двухстволку болтающуюся на плече у Семеныча, Скворцов вдруг вспомнил, как они с Михаилом, тогда еще практикантом, вот так же вот ехали с его дядей, коренным сибиряком, на охоту. Не на дрезине конечно, на кукушке по узкоколейке. Ощущение тогда было такое, будто они перенеслись почти на сто лет назад, в двадцатые годы двадцатого века. Казалось, вот сейчас из лесу выскочит какая-нибудь банда батьки Махно и со свистом, гиканьем и выстрелами начнут штурмовать доисторические вагончики. А что сейчас? Нет, сейчас не двадцатый век, а скорее средневековье. А еще немного и через феодализм скатимся к первобытно-общинному строю. Величайшее открытие современности, управляемый атом, твою мать, прогресс. А результат всего этого — дубину в руки и бегом за мамонтом, то есть за кабаном каким-нибудь. Ружьишко. А надолго ли хватит патронов-то, а самого ружья? Изготавливать стрелковое оружие, автомобили, да ту же дрезину будет не на чем и не из чего. О том, что такое электричество следующему поколению будут рассказывать сказки.

– 'Знаешь сынок, когда-то были такие большие, серебристые машины, которые летали по небу как птицы.

— А что такое серебристые, папа?

— Помнишь ту красивую ложку, которую подарил тебе дядя Петя летом?…

И это еще дожить до таких времен надо. Вот едем сейчас, а за тем поворотом нас поджидает какой-нибудь очередной Бешенный.

Скворцов стал опасливо озираться по сторонам. Лес уже закончился. Мимо проплывала обшарпанная стена здоровой складской постройки, которую и огибал железнодорожный путь. Вот уже замельтешили такие же облупившиеся столбики забора, примыкающего к постройке и за ним крыши вагонов…

— Тормози, — Скворцов первым налег на рычаг, но куда ему, работнику умственного труда, было тягаться с проржавевшим механизмом. Хорошо вовремя вышли из ступора задремавшие было Мамаев со Степановым. Но все равно разогнавшаяся дрезина довольно прилично впечаталась в последний вагон скорого поезда, отскочив от его буферов. Да это был пассажирский поезд, застывший на полпути от Узловой до Новоселок. Все четверо посыпались на землю, как переспелые яблоки после удара по яблоне ногой.

Степанов вскочил на ноги и потирая ушибленное плечо, полез под вагон, вытаскивать Семеныча. Мамаев стоял возле кучи асбеста и пытался хоть немного привести себя и свою одежду в порядок. Но больше всех не повезло Скворцову. Из разбитой губы у него текла кровь, а на левой скуле, вплоть до шеи красовалась здоровенная багровая царапина.

Кое-как отряхнувшись от асбестовой пыли, Мамаев поднял автомат и направился к приоткрытой двери вагона.

— Осторожней там, Ильшат, — Николай уже вытащил продолжающего материться деда и искал свою СВД.

— Да что там может быть?

— Да что угодно. Хотя бы растяжки. Может кто свои манатки сразу не унес и поставил их от таких любопытных, как ты.

Мамаев достал фонарик, включил его и, забравшись по ступенькам, нырнул в узкий вагонный коридор. Но пробыл он там не долго. Зажимая нос, Ильшат пулей вылетел из тамбура.

— Епрст, полная коробочка мертвяков.

— Говорил я тебе, осторожней, — Степанов достал из сумки противогаз, — что, так все запущено?

— А ты зайди, попробуй. Только не завидую я твоему желудку.

— Ничего. Я не в академии изящных искусств обучался.