Ядерный клан

Тот шагнул так, чтобы лампочка осветила его лицо, и произнес:

– Ну, зачем же так официально. Можно просто – Булат. Мы ведь когда-то с тобой были хорошо знакомы, Муса Забайраев…

4

В палатку никто не входил, говорить им не мешали. Забайраев поведал, что с ним произошло после неудачной атаки на военный городок и падения в реку. Булат о себе ничего не рассказал, хотя у него тоже за это время произошло много чего интересного.

С Дудаевым он был, можно сказать, до его последних дней, только по ряду обстоятельств не стоял рядом с президентом Ичкерии, когда авиабомба прервала его жизнь.

После этого Изгоев уехал за границу. Он уже понял, что ни Масхадов, ни кто другой не решат тех политических и духовных задач, которые служили его идеалом.

А эти идеалы были отличны от принятых традиционным исламом. Еще в юности, когда он лишь начал читать, уже осознанно, нужные, как ему рекомендовал отец, Валид Изгоев, книги, многие их строки вызывали у него недоумение. К примеру, он восторгался героями, их было триста тринадцать, когда истинные мусульмане победили безбожников в битве при Бадре.

Хасан ал-Басри, великий богослов и знаток хадисов, предшественник суфизма, говорил: если бы герои той битвы увидели нас сегодняшних, они бы подумали, что нам не нужно благо, то есть что мы далеки от религии, ибо непоколебимость, упование на Аллаха, невиданная обращенность к нему и были единственным источником их силы. Они забыли все, кроме Аллаха, потому и стали победителями в этой битве.

После нее надо было, конечно, и Булат не сомневался в этом, продолжить победные шествия, начать завоевывать весь мир. Пророк Мухаммад тогда сказал: «Мы вернулись с Малого Джихада – к Великому Джихаду». И отец подсказал, что Великий Джихад и есть призыв к большой войне с неверными. Но знакомые имам, а потом и аятолла трактовали слова пророка иначе: Малый Джихад – битва, вооруженная война, Великий Джихад – мирный труд. Булат все же больше верил отцу и потому решил, что Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует, ошибся, он ведь лишь пророк, а не сам Аллах, но потом прочел, как тот однажды проснулся и, увидев спящего с ним котенка, отрезал часть своего халата, чтобы не потревожить животное. Как это, подумал Булат, – считаться с таким малым при совершении великих дел?!

Дальше – больше. Аллаха справедливо называют спасителем человечества, но Булат все увереннее считал: спасение это достигается путем завоевания, чтобы люди истинно боялись Всевышнего, он должен жить в сердце каждого. А для этого надо сделать так, чтобы ни у кого не было соблазна поклоняться другим богам.

Он готов был смириться и смирялся с тем, что шахиды, вооружаясь «поясом смертника», взрывали вместе с собой женщин и детей, взрывали себя за деньги, которые выплачивали их родным, что под черное знамя становились нередко проходимцы, искатели приключений, насильники, убийцы… Потом это все пройдет, думал Булат, главное сейчас – победить…

Такие мысли были у него до гибели Джохара Дудаева. Потом отец посоветовал ему уехать. Он встретился с людьми, о которых тот говорил, увидел, как и чем живет Запад, Восток. Увидел, что мир огромен, и понял, что в масштабах крохотной Ичкерии такие проблемы не решить, надо раскачивать мировые устои.

Для этого очень пригодилось бы такое эффектное оружие, как ядерная мина.

О ней он в первый раз услышал от мудрого человека, пришедшего в гости к отцу. Человек этот намекнул на то, что есть возможность заполучить такую мину, но нет отважного джигита, который бы взялся за осуществление уже придуманного храбрыми людьми плана. Булат вызвался его осуществить. И уже он вышел на важного человека с генеральскими погонами на плечах, нашел Бекхама, разработал детали операции по вербовке Забайраева. Она не получилась, как он считал, из-за просчетов и жадности того же генерала, и тот поплатился за это. Но крест на самой идее Булат не поставил. Погиб генерал Джохар Дудаев, умер отец, сам Изгоев еще раз побывал сначала в Германии, потом в США, в Турции, потом в трех арабских странах, поумнел, стал мыслить масштабней, и в эти масштабы опять просилась ядерная мина. И самому постоянно хотелось войти в историю…

Следы мины он пробовал искать самостоятельно, и когда уже было посчитал их навсегда потерянными, случайно нашелся Забайраев…

И вот он стоит сейчас в его палатке.

– А знаешь, Муса, это хорошо, что ты в войну в тихом месте отсиделся, сберег себя для большого дела. Воевать и без тебя было кому, и мы хорошо воевали, слышал, наверное, да? Арби помнишь? Тот, с которым вы к пещере ходили?

– Помню. Напрасно он тогда меня не послушал. И во второй раз – не надо было на роту нападать.

– Наверное, ты прав, – кивнул Булат. – Но не будем осуждать мертвых. Арби отважный был, сорвиголова! Бригадным генералом стал. Потом погиб… И Сулейман погиб, и Асхаб… Впрочем, этих ты не помнишь, ты ведь с нами всего ничего побыл. Многие погибли: и Басаев, и следующий президент Масхадов. И врагов наших много погибло! Война была долгой…

– У меня были прострелены ноги, я долго лежал, – как бы оправдываясь, сказал Аслан-Муса.