Ядовитая кровь

— Я слушаю не вас, — тихо ответил Влад. — Я слушаю себя. Это очень странно — слышать себя со стороны. Слышать, как я высказываю чужим голосом свои мысли. Я не смог ответить на свои вопросы. Полагаете, что я смогу ответить на них, если услышу еще раз?

— Но что-то мне нужно делать? Нужно ведь?..

— И мне нужно. Если бы меня не втолкнули в это дело, я бы сейчас... Я бы заливался водкой и прикидывал, когда произойдет срыв и я начну убивать... Или покончу с собой.

— Вам проще.

— Мне?! — искренне изумился Влад. — Мне проще?

— Да. Вы ведь смогли дружить с нечеловеком. И подружились вы, насколько я узнал, уже после возвращения из командировки. Ведь так?

— Почти так. Наверное, вы правы... Но когда он плакал над своим другом... Прекрасно понимая, что сам он — другой, что сам он — не человек... Я с ним потом разговаривал, рассказал обо всем, что мне было известно, а он... Он усмехнулся и ответил, что Богдан — его брат. Брат. А я — его друг. И останусь другом до тех пор, пока сам этого хочу...

— Тогда вам действительно проще. Удержаться на этой стороне проще. А мне — проще убивать. Потому что нечеловек. Там, на том конце ножа. На линии прицеливания. Нечеловек. А вам... Это не человек, и не Руслан. Сложная и не философская конструкция.

— Да, — кивнул Влад, — эта концепция сформирована на грани инцеста и суицида.

— Смешно, — мертвым голосом произнес Каменецкий. — Если я вас попрошу меня убить?

— Не знаю... Сейчас — нет. Я не убийца...

— А я? Я — убийца? Меня забрали в дурку не за картины, я вам не говорил? Мало ли тихих безопасных идиотов на свете? А вот когда я бросился на дейвона, самозабвенно лапавшего несовершеннолетнюю девчонку, да еще пообещал вырвать ему хвост, когда нас растащили — вот тут меня и забрали. Приехали домой и забрали. Мне, кстати, пришла в голову мысль: а если бы несовершеннолетнюю девчонку лапал не дейвона, а простой нажравшийся вусмерть мужик... Я бы тоже вмешался? Или нет? Что, я не видел такого и раньше в студиях и мастерских? Видел же... Видел.

— Вы не первый в таких сомнениях. И до вас, и до меня попадали в такую ловушку — потому вмешался, что несовершеннолетнюю-пьяную-обкурившуюся или оттого, что ниггер, кавказец, чурка? А в ментовку позвонил, что ворует сосед, из чувства гражданской непримиримости или оттого, что эта жидовская морда свет в туалете за собой не выключала? А в НКВД стуканул из-за того, что однокурсник действительно продвигает генетику, продажную девку империализма, или оттого, что вас двое, а мест в аспирантуру — одно? — Дождь усилился, и Владу приходилось почти кричать. — Тут нет общего решения, господин художник. Нет.

— А если я вас сейчас попытаюсь убить? — спросил вдруг Каменецкий. — Вы защищаться станете? А если я вас убью, ваши товарищи мне отомстят?

— По порядку поступления вопросов: не знаю, да. Будете стрелять?

— Не буду. Не стану. Подожду, понаблюдаю за собой. А если... если почувствую, что становится легче, назначу встречу Серому. Тот все решит по-быстрому...

— Даже не рассчитывай, — сказал Серый из темноты.

Дважды выстрелил пистолет с глушителем, Каменецкий как подкошенный рухнул в грязь.

— Поначалу — не больно, — сказал Серый, подходя ближе.

Пистолет в его руке выстрелил еще дважды, Каменецкий закричал, но наклонившийся к нему Серый что-то сделал, и крик прервался.

— Я знаю, — сказал Серый, — пули в коленные чашечки — это очень больно. Терпеть нельзя. И пуля в живот — больно. Но сейчас у меня есть возможность сделать так, что пока тебе не будет больно. Пока. Что будет потом — неизвестно. Ничего хорошего, полагаю. Ты ведь уже попробовал, как это больно. И только от тебя зависит, вернется эта боль или нет. Я ведь добрый, я подарю легкую смерть.

— Я отойду? — предложил Влад. — Чтобы вам не мешать...

— Зачем же? Ты ведь и так почти все знаешь. А кое о чем — так просто все. Ты ведь видишь сквозь Пелену?

— Вижу.

— Значит, я был прав... Ты хорошо притворялся, но меня не обманешь. Разве что у художника получилось. Почти получилось...

— Мы же по телефону договорились, — напомнил Влад. — Я тебе отдаю Каменецкого, а ты снимаешь нас с крючка...

Влад не смог договорить — удар швырнул его на мокрый асфальт. Влад выхватил пистолет, но Серый был и быстрее, и сильнее.

— Пистолет побудет у меня, — сказал Серый, наручниками сковывая Владу руки за спиной. — Ты посиди тут, извини, что в луже, но ты ведь дождя не боишься. Сколько раз от зонта отказывался...

— Сволочь, — сказал Влад. — Мы же договорились...

— Я и с ним вот договорился, и что? Или ты и вправду собирался за мой счет на Гавайи слетать? А ведь по виду не скажешь, что такой доверчивый. — Серый присел возле Влада, быстро ощупал его карманы, вытащил цветок сатра. — Вот ведь, фавн недоделанный... Не соврал. Ты производишь странное действие на очень уравновешенных и разумных существ. Очень странное. Тебя начинают ненавидеть с пол-оборота, или, как этот гребаный доктор, любить. Ему и нужно было всего-то проверить тебя, и если ты и вправду видишь сквозь Пелену — убить. Обычно таких, как ты, отправляют на Соборку, но тут мы решили сделать исключение...