Ядовитая кровь

Приемный батька, Охрим, после того, как пришел в дом Черепень и про что-то проговорил с ним целую ночь, пошел к кузнецу, захватив с десяток серебряных талеров, что привез из самой Германии лет двадцать назад.

На следующий день кузнец сам принес саблю в дом, молча положил на стол и ушел, не прощаясь, как и не поздоровавшись.

Родные сыны Охрима подошли к столу, молча рассматривали саблю, не имея права к ней прикоснуться, а Охрим подтолкнул Приблуду, велел взять оружие и поцеловать.

Сейчас уже серебро на лезвии потемнело, но тогда блестело, отражая свет лампады под образами.

— В поход тебе, сынок, — сказал Охрим, а Охримиха всхлипнула возле печки.

Хоть и не родной был Приблуда, а любила она его. Жалела. То ли за то, что пережил он раньше, то ли за то, что суждено ему испытать в будущем.

— На, — сказал Чугайстр.

Влад вскинулся, отгоняя видение прошлого, и с удивлением увидел, что Чугайстр протягивает ему один из своих пистолей, с раструбом на конце ствола.

— Заряди, — сказал Чугайстр. — Учись с оружием обращаться, пригодится.

От балки потянуло дымком — козаки готовили обед. Оно и правильно — лучше сейчас, чем ночью. Ночью и огонь виднее, и дым слышен дальше. А в такую жару, да еще с ветром — дым от небольшого костра и не заметен вовсе.

— А куда мы едем? — спросил Влад.

Вот уже три дня мучил этот вопрос Приблуду, но все не решался он спросить у козаков.

— Не закудыкивай! — строго сказал Чугайстр. — Трясця твоей матери! Как приедем — сразу поймешь. Если приедем.

Голос старого козака стал сухим, безжизненным. У Приблуды даже мороз по коже пробежал от этого голоса. Будто и не живой уже Чугайстр. И все они уже не живые. Даже оба характерника уже не живут, а так, доживают последние дни.

Из балки вылетел орел, сделал круг, пролетев над самой головой Приблуды. Тот пригнулся, схватившись рукой за шапку — прошлый раз характерник шутки ради шапку у него с головы сорвал и отнес на две сотни шагов в сторону.

— От бисов сын! — буркнул Чугайстр, без особой злобы, впрочем. — Полетел округу смотреть. Значит, скоро и мы к котлу пойдем.

Приблуда успел пистолет перезарядить, прежде чем Самохвал появился из балки и позвал обедать.

Костер уже загасили, козаки сидели вокруг казана, держали ложки в руках. Ждали, пока Чугайстр с Приблудой сядут в круг и Черепень разрешит есть.

Влад, садясь к котлу, заметил свеженасыпанную кучу земли, пару чужих коней в татарской сбруе и татарское же оружие, сложенное на кошме возле обложенного камнями родника: два сагайдака, два лука, два копья с пучками лошадиных волос у наконечника, два кожаных щита. Переметные сумки стояли возле оружия.

— С богом, — приказал Черепень, и ложки принялись работать, но не как попало, а по старшинству своих хозяев, по возрасту, по заслугам.

Дошла очередь до Приблуды. Густой кулеш из пшена с салом обжигал, и Приблуда часто задышал с открытым ртом, чтобы остудить.

— Что, горяче? — участливо спросил Звыняйбатько.

— Горяче, — кивнул Приблуда, зная, что последует за этим, но выполняя ритуал.

— Студи, дураче! — разом выдохнули козаки и засмеялись.

Засмеялся и Приблуда.

— Тут кто-то был? — отсмеявшись, спросил он.

— Был, — ответил Волк. — Два татарина сторожили дорогу, да не усторожили себя.

— Дорогу? — удивился Приблуда. — Тут же нету дороги, степь одна. Шлях там, западнее.

— То общий шлях, все его знают, а тут... — Волк усмехнулся, облизал ложку и сунул ее за голенище, рядом с ножом. — Тут та дорога, что мы ее искали. И нашли. И значит это, что этой ночью...

— Волк! — Голос Черепня прозвучал резко, как свист атаманского канчука.

— Волк, — сказал Волк и усмехнулся недобро, по-звериному скаля зубы. — Я — волк. Я вас сюда привел. А он... Ты ему когда скажешь?

— Пасть закрой! — прикрикнул Черепень.

— А, ну вас! — махнул рукой Волк и вскочил на ноги. — Хочешь, Приблуда, я тебе саблю подарю? Хочешь? И татарского коня отдам, будет у тебя запасной. Выбирай!

Приблуда недоверчиво посмотрел на Волка, перевел взгляд на Черепня, на лица остальных козаков. Козаки хмурились, опускали глаза, только Чугайстр выдержал его взгляд, прищурившись.

— Болтать прекрати, — медленно, словно перекатывая тяжеленные камни, проговорил Черепень. — Поедим, потом — дело у нас еще. Дело.

Приблуда не сообразил сразу, что за дело, но потом, когда кулеш был съеден, котел вымыт и спрятан в мешок, увидел, что козаки вынесли из-за поворота балки татарина, связанного, с кляпом во рту и бросили на землю возле сизых углей кострища. В глазах пленника был дикий ужас. И только тогда сообразил Приблуда, что именно сейчас будет происходить, что будут делать его товарищи с плененным татарином.

Он слышал о таком. Только слышал, но даже рассказы зимними вечерами о допросах вызывали у него приступы тошноты. Он мог себе представить, как лишить жизни человека в бою. Пусть даже не человека, нехристя, но живого, дышащего, проткнуть копьем, прострелить пулей или полоснуть саблей.