На лице Джеймса отразилось предельное напряжение — он пытался сообразить, к чему ведет Ник. А Ник предвкушал ад. Потому что, судя по всему, о плане с установкой камер знали все, кто работал в день заказа и на следующий день. Фирма обслуживала полгорода. И электриков там штук двадцать. Каждого опрашивать, что ли, придется? Или каждого подозревать? Это как-то слишком глобально. И по тонкому лезвию. Нахман не позволит лезть в свои дела. И даже Эрик Туттон тут не поможет. Они не ладили. Арнольд Нахман, бессменный лидер клана на протяжении последних сорока с лишним лет, готовился отпраздновать свой семидесятый юбилей. Он относился к тем усохшим старикам, которые дают фору молодым и в плане количества детей и женщин, и в плане трудоспособности. Никогда в жизни бы Ник не заподозрил, что ему больше сорока пяти. Крепкий мужик. Микробиолог, медик и, кажется, химик, профессор. Лауреат там каких-то премий. У него за плечами уйма открытий и разработок. То, что он осел в Спутнике-7, как только здесь появилась задача под его профиль, неудивительно. Шестидесятые — бурное время.
— Нет, — наконец с торжественным видом сообщил Джеймс, вырвав Ника из размышлений. — Только Джоанна. Ты же после смены позвонил. Поэтому оформили все быстро. И в конторе не обсуждали.
— Окей, поговорю с ней. А ты давно тут живешь?
Если бы кто-то спросил Ника, зачем он задал последний вопрос, мужчина бы не смог ответить. Смит помрачнел.
— Да родился я тут. И никогда из города не уезжал.
— То есть и в шестьдесят седьмом тоже тут был?
Смит пожал плечами:
— В колледже учился. Тут.
— А ты, случаем, не помнишь, что было там, где сейчас Жанак копает?
Смит посмотрел на него как на идиота.
— Лаборатория была.
— Ну это понятно. Чья? Какая?
— В смысле? Как все здесь. «Шестерке» принадлежала.
— Не понял.
— Да вроде всей «Шестерке». Какой-то межотраслевой проект. Я толком не знаю, брат там практику проходил на верхнем уровне. Крутое было место. Ты ведь знаешь, что там еще пять этажей в глубину?
Мэгги принесла сэндвичи, но Ник не смог сказать ей «спасибо». Он был шокирован. Он не слышал, чтобы «Шестерка» объединялась. То есть за последние лет двадцать совместных проектов они не делали. И распоряжений относительно межотраслевых разработок не поступало. Лет двадцать. Идиот. Он и не мог знать о том, что происходило полтора поколения назад. Во времена его деда и отца. Его самого не было даже в проекте! Как же это дело отличалось от всего, с чем он сталкивался. Нет, он слышал, что в Треверберге раскрывались дела десятилетней давности. Взять того же Грина и его знаменитое дело Рафаэля и Душителя. Но десять лет — это не двадцать. А тут тридцать пять! Почему он все время забывает про время?
Ник невольно потянулся за телефоном. Надо переговорить с Грином. Судя по всему, тот пытается сунуть голову в змеиное гнездо. А здесь смазливая мордашка, громкий титул и известность не помогут.
— А можешь еще что-нибудь рассказать? Брат упоминал еще что-нибудь интересное? Или можно поговорить с ним?
— Давай поедим, а? Брат помер давно. А что, это так важно?..
— Ты даже не представляешь насколько.
Глава семнадцатая
Аксель Грин
Аксель припарковал автомобиль у неожиданно величественного здания прокуратуры и достал телефон, чтобы написать сообщение Магдалене, которая должна была ехать следом за ним, но не успел открыть соответствующий раздел. Телефон зазвонил, отобразив номер доктора Фэй Тайлер. Нестерпимое желание сбросить звонок затопило детектива с головой. Он не хотел соприкасаться с прошлым. Не хотел снова погружаться в ту бездну, из которой до конца не вылез. Не хотел признавать собственного поражения, которое доказывало, что в первую очередь он — живой человек.
Упрямая вибрация аппарата вернула детектива, оглушенного тягостными воспоминаниями, к реальности. Грин принял звонок и медленно, как человек, который готовился услышать смертельный диагноз, поднес телефон к уху.
— Я очень занят, доктор Тайлер, — нарочито холодно сказал он, выставляя щиты.
— А я уж думала, вы меня целенаправленно игнорируете.
Фэй Тайлер, врач, которая была связана с женщиной, чье имя Грин не произносил даже мысленно. Врач, с которой у Акселя теперь ассоциировалось самое страшное время. Настолько страшное, что он отдал бы часть души, лишь бы забыть.
Да ладно. Догадывался. Но никогда не признался бы в этом. Глушил интуицию. Подавлял инстинкты. Все ради… чего? Любви?
Какая идиотская шутка.
— Я занят, доктор. Нахожусь в командировке. Когда вернусь, не знаю. Неужели случилось что-то действительно важное? Кремируйте, и дело с концом. Я не просил ее оставлять мои контакты в чертовой медицинской карте.
— Я поняла, — после паузы сказала доктор. — Позвоню вам через недельку.
— Лучше через год.