Без подмоги лесного зверья девка не заволокла бы проклятого в баню. Но дальше справляться предстояло самой. Затеплила огонь, чтобы согреть молодца, да и самой перестать дрожать. Осторожно стянула с больного одежду. Бедро выглядело худо. По всему видать, что кость повреждена. И наверняка знатно порвана мышца, иначе не появился бы так скоро отек. В ход шло все: примочки, зелья, целебный дым, заговоры. Пришлось даже руду пустить, и только тогда мало-помалу синюшная нога стала походить на человеческую.
Ведьма сцепила зубы и вытащила пробку из бурдюка. Матушка все еще болела, но в Тень не спешила, а вот Рьян… Ему целебная роса нужнее. Но стоило первой капле налиться у горлышка, Рьян пришел в себя и отстранил сосуд.
– Не для меня собирала, – прохрипел он и закашлялся.
– Ничего, еще раз схожу. Небось ног не сотру.
Но рыжая голова отрицательно мотнулась из стороны в сторону.
– Зорке отдай. Я… не помру. Не дождешься.
Пришлось наново браться за зелья да мази, молить светлых богов о милости. И те отозвались. Не то Йага была им люба, не то северянин. Отек пошел на спад. Лекарка взяла раненую ногу в лубок, а целебное пламя возвращало краску щекам больного. Удалось даже выторговать время, чтобы сбегать к матушке и умыть ее волшебной росой.
Зорка лежала у печи и зябла, хоть и укуталась теплым одеялом, а еще перед уходом дочка натянула на нее вязаные копытца. Но стоило серебристым каплям омыть морщинистые щеки, раскрылась. Йага напоила ее из бурдюка – теперь-то быстро исцелится! – и вновь помчалась к Рьяну. Тот распластался на скамье, как она его и оставила. На спине, тяжело и часто вздымая живот, абсолютно нагой. Но, главное, дышал! Дышал! Ведьма встала рядом на колени, прощупала жилистое тело, но больше ушибов не отыскала. Положила голову на сцепленные ладони, а как банный жар ее сморил, и не заметила.
Очнулась от того, что кто-то гладил ее по сырым волосам. Рьян повернул голову, но боле шевелиться не решался, чтобы не скинуть руки ведьмы, покоившиеся поперек его живота.
– Сказал же, не помру.
Йага растянула потрескавшиеся губы в улыбке.
– Но пытался же…
Молодец приподнялся, пальцы его скользнули по щеке, обрисовали контур рта и замерли под подбородком.
– Не дождешься.
Йага сама потянулась его поцеловать. И как же сладок оказался тот поцелуй! Даже обессиленно откинувшись на скамью, Рьян продолжил хитро коситься. Ведьма провела ногтем по черным дугам на его груди, схожим с крыльями птицы.
– Что они значат?
Северянин прикрыл глаза, упиваясь лаской.
– Первая охота. Я убил селезня. Его крылья достались мне.
Поддавшись порыву, колдовка коснулась узора губами. Рьян распахнул рот и чуть было не застонал в голос, и отчего-то это позабавило Йагу всего больше. Загорелые пальцы скользнули ниже, проследив витой рисунок до живота.
– А этот?
– Это, – прерывисто ответил он, – залив, где я родился.
Горячие губы проследили течение залива до пупа, и молодец не сдержался, стиснул ее волосы, неосознанно толкая ниже.
– А здесь? – выдохнула коварная ведьма, глядя на него исподлобья.
– Знак… рода… Имя первого конунга Севера…
И знак рода тоже был покрыт влажными поцелуями. Но узор продолжался ниже, туда, куда манил жар. И жар этот пек сильнее, чем камни в бане. По обнаженному телу капельками стекал пот, напряженные мышцы проступали под кожей. Йага помедлила, не решаясь коснуться последнего рисунка, теряющегося в волосках под животом.
– А там, – едва слышно прошептал Рьян, – символ мужской силы…
– Да? – невинно переспросила чаровница, прижимаясь к нему губами.
– Да-а-а…
От увиденного у Зорки дыбом встали седые космы. А рассмотрела она все ох как хорошо! Потому что как раз изгнала болезнь и согрелась настолько, чтобы взволноваться за дочь. Старая ведьма кликнула Йагу, а когда та не отозвалась, выглянула из избы. Пошла к топящейся бане, а там…
– Ты!
На месте прокляла бы проклятого! Да не так, как ему досталось, а так, чтобы уже никого и никогда не полапал! Ее доченька, свет очей, единственная отрада, стояла на коленях над нагим северянином, а он крепко сжимал пятерней волосы на ее затылке и… и…
– Убью! – И мигом исполнила бы обещание, да вот беда: к старости колдовство ослабело, а после хвори так и вовсе почти пропало. Зорка за шкирку оттащила от распутника Йагу. – Ты! Ты!
А нахалка словно и не понимала, что натворила! Сначала не удержалась и упала на локти, а потом поднялась и, нет бы зареветь, спокойно села на скамью подле рыжего!
– Матушка, да что с тобой?
– Со мной что?! Да ты… Да он… тебя…
И вот Лихо дернуло Рьяна за язык. Он ляпнул:
– Пока нет, но как раз собирался.
Ведьма взвыла. Попыталась расцарапать поганую харю, но Йага не пустила. Старуха бессильно вцепилась в собственные космы и вырвала несколько пучков.
– Я берегла тебя! Защищала от… от… от таких вот! Немедля иди в избу, немедля! Век за порог не пущу! В печь засуну!
– Нет.
– Что?!
Йага встала в полный рост. Выросла девчушка. Ажно на две головы выше стоптавшейся за десятилетия матери.
– Нет. Я тебе не раба, а живой человек. Ты меня из лесу не выпускала, так теперь еще и дома запереть хочешь?