Тогда только девка спохватилась и торопливо бросилась переодеваться. Рьян пошел за ней: перетаскивал кожи со двора под крышу, и теперь ему тоже не помешало бы сменить мокрую рубаху. Ну и еще не мешало бы последить, как лесовка будет скидывать одежу. Мало ли, кто там в щелку подглядывать станет…
– Отвернись, – велела ведьма.
Рьян разочарованно присвистнул. Прежде дочь леса своей наготы не смущалась и, что греха таить, северянин от этого млел.
– Может, я рассмотреть хочу, – воспротивился он, но ведьма уперла руки в бедра.
– Отвернись, сказала! Я тебе не зверь из леса, а обычная девка! Нечего!
Насчет обычной Рьян бы поспорил, но послушался. И глядеть стал не прямо, а через плечо.
– Куда ходила?
Йага не то резко выдохнула, не то шмыгнула носом.
– По делу.
Вот же ведьма зловредная! Неужто невдомек, что беда могла приключиться?!
– По какому делу?
Она затянула пояс на яркой юбке, оправила пышные рукава рубахи.
– Я же просила отвернуться!
Рьян стиснул челюсти.
– По какому делу? – повторил он.
Кожу покалывало, как если бы на ней шерсть встала дыбом. А колдовка издевалась! Она подошла, привстала на цыпочки и легонько коснулась щеки губами.
– Не пытай. По своей заботе ходила.
А Рьяна словно по носу щелкнули! Как щенка неразумного! Так и захотелось показать зубы! Но пока подбирал слова, Йага уже вышла в кухню.
Ливень часто-часто молотил по стенам. И то была не свежая сила весенней грозы, когда хочется выскочить под теплые струи и плясать под грохот грома. Нет, ливень был самый что ни на есть осенний. Ледяной, с тугими струями, грозящими проломить крышу. Такой без труда найдет лазейку, чтобы пробраться в теплую избу или пустить плесень по овину. Оставалось лишь радоваться, что дом у Рада был на зависть многим, такой не каждый ураган снесет. Так что кожевник сидел себе возле плотно закрытых ставен и лишь слегка беспокоился, чтобы сыростью не попортило покамест не обработанные кожи.
Йага сноровисто управилась с делами, налила две кружки горячего киселя и подсела к усмарю. Тот по обыкновению что-то мастерил из тонких полосок кожи, но ради лакомства прервался. Рьяну же угощения не поднесли, а раз так, сам он брать тоже побрезговал. Ну и пусть намедни он сказал, что такую гадость только детям да старикам хлебать, предложить-то могла!
Рад, как назло, уплетал за обе щеки да нахваливал. Надавать бы ему по этим самым щекам! А того лучше, под дых, чтоб не говорил Йаге ласковых слов. Дескать, и хозяюшка она, и умница. А эта уши и развесила! Проклятье так вскипело под сердцем, что Рьян даже нашел ощупью успокаивающе прохладную рукоять ножа: пока через него не скакнет, не обратится. Не должен… Ведьма обещала.
– Вот так скреплю, и тут завязочки…
Кожевник объяснял, что за диковинку мастерит из кожи, Йага хлопала ресницами и расспрашивала дальше. Когда Рад примерил очелье к челу лесовки, Рьян хлопнул по столу ладонью.
– Пойду проверю, не потекла ли крыша в сарае, – виновато кашлянул он.
Следом понадобилось убедиться, что все куры спрятались в хлеву, потом показалось, что кто-то колотит в ворота. И всякий раз, возвращаясь, проклятый видел, как его ведьма щебечет с Радом, а тот крутит усы и как бы нехотя отвечает. Да что она прилипла к нему, ровно медом намазано!
Йага хвалила работы кожевника:
– И наверняка ведь хоть раз, а каждый черноборец у тебя отоварился!
– Ну, каждый не каждый, а через одного точно, – степенно отвечал Рад.
– Да уж, тут, небось, всех не упомнишь…
– Отчего же? Я на память не жалуюсь!
– А вот у меня знакомец водился… Давно, я еще ребенком, – ведьма запнулась, – была. Ребенком тогда была малым. Огоньком звали. Не слыхал?
Рад наморщил лоб. В бровях у него, конечно, уже посверкивала пара седых волосков, но до мудрого деда было далеко. Он усмехнулся:
– Дитенком? Я тогда и сам по двору в рубашонке бегал, не так уж я стар! Хотя погоди-ка… Огонька не знаю, но был у брата приятель… Рыжий, как этот твой, – он кивнул на Рьяна, и тот закаменел. – Рыжих-то у нас особо не водится, так что приметный был парень. Вот только не порадую тебя: помер он. Давно уже. Говорят, в один год с дочкой своей. А звали его… – Рад долго молчал, подтягивая узелки на очелье. И наконец вспомнил: – Ольгир. Ольгиром звали. Жил недалече от жрецова дома. Помнится, еще вырезал кораблик да на конек приставил. Придумал тоже! Кораблик… В наших краях и рек-то больших нет…
Йага шевельнула губами, пробуя имя на вкус, и вдруг бросилась Раду на шею и крепко-крепко по целовала. А Рьяну в этот миг будто бы грудь когтями вспороли. Он вышел в сени, забыв костыль и не ощущая боли в калечной ноге. Там и сел. Вроде и не ждал нарочно, а просидел долго, покуда лесовка не обеспокоилась и не вышла. А может, за чем другим вышла, не за ним вовсе. Но получилось, будто бы он ее в сенях подкараулил.
В темноте девка сначала перепугалась, когда кто-то зажал ее в углу меж сундуком и дверью, но потом поняла, что не кто-то, а Рьян, и визжать раздумала. Вот колдовка! Хоть бы для виду шарахнулась!
Рьян легонько стиснул ее бедро и процедил:
– Ты что же это, ведьма, нарочно меня дразнишь?
Она растерялась:
– Дразню?