Йага. Колдовская невеста

Первого он встретил лоб в лоб, не уступив и пяди земли. Силен был Рад, ох как силен! Не зря даже Рьян не рисковал с ним ссориться. Но и дружина не зря ела за столом у Мала. Миг-другой – и обагрился снег первыми каплями крови. Рад вытер рукавом нарядного кафтана разбитый нос. Ну и пусть пятно останется, все одно не красоваться боле кожевнику в нем на ярмарках!

Воины Посадника одобрительно захохотали.

– В дружину бы шел, а не в кожемяках сидел, силач! – хмыкнул старший из них.

На другой раз его взялись пересилить почти шутя: двое подошли с боков, чтобы заломить руки. Рад позволил им взяться за локти, а затем поднатужился и крутанулся, разметав обоих.

– По добру уходите, – предложил он. – В дом все одно не пущу.

Мал склонил голову набок.

– Что же, ты своему Посаднику перечишь?

– Я своих людей защищаю. Ты, Мал, тоже дружину в обиду не даешь, так?

– Дружина моя в преступлениях не повинна.

– Как же? Разве не ты с дружиной хозяина в его доме неволите?

– Я здесь хозяин! – гаркнул Мал. – И в твоем доме, и в городе, и во всех Срединных землях! Этой твари и всем ее защитникам – смерть! Обнажить мечи!

Нехотя послушались мужи… Добродушному усмарю греться бы у печи, трудиться над любимым делом. Не след ему лежать, зарубленному, в снегу. Но приказ есть приказ.

Они выступили вперед, и тут случилось то, чего никто не ждал. Нищенка стояла тихонечко у крыль ца. Не присматривайся – и сошла бы за груду лохмотьев, а не за человека. Ее Мал и вовсе в расчет не брал: не ворог. И вот, стоило верной дружине отойти от командира, Желана ровно с цепи сорвалась! С разбегу прыгнула на Посадника, обернула его на спину, никто и моргнуть не успел! Чем уж она намеревалась изничтожить Мала, ногтями, прихваченным с кухни ножом или одной только звериной яростью, ведала лишь Желана. И подавно не чаяла она выйти живой из этой схватки.

Мал не зря звался Военежичем. Руки его были быстры, несмотря на прожитые годы, а сила в них скрывалась немалая. Он успел вынуть меч. Обагренное рудой лезвие вышло со спины женщины, а свежая горячая кровь залила Посадника. Но Желана не корчилась и не визжала. Она обвила исхудавшими руками шею Мала и, глядя куда-то в Тень, прошептала:

– Огонек… Огонек…

Нынче несчастная женщина наконец встретилась с любимым. Мал же спихнул с себя тело, выдернул оружие и без всякого чувства обтер лезвие об ее оборванное платье.

– Ну? Мне вдругорядь повторить?

Верная дружина очухалась: приказ никто не отменял. Вот только Желана успела подарить малость времени и дочери, и Раду, уже обратившемуся мысленно к пращурам. И времени этого хватило, чтобы соседка Малка, выглянувшая со двора на грохот, подняла крик.

Поди разберись, справедливый суд свершается али ломают забор разбойники! Наперво надобно всем миром собраться и охранить своего, а там будет видно… И черноборцы собрались. В пургу, в холод. Единой живой силой стеклись они к хозяйству усмаря. Явились и Малка с меньши́м сыном, и Иванька, притащивший отца с матерью, и торговец Вал, и Инвар с верной псицей, и любопытные девицы, захаживающие потрепаться с ведьмой, и все те, кого успела излечить от хвори Йага. Многие успели записаться в должники дочери леса…

И первым, что предстало их взору, стало искореженное Тенью тело беззащитной нищенки. Желана распласталась у ног Посадника, а тот стоял, насупив брови, с мечом наперевес.

– Какого… Рад, не робей! Обороним! – крикнул Вал, бросаясь на подмогу.

Посадник, дружина, жрец… Мало ли кто что кричал в суете. Ясно, что чужаки с мечами напали на всем знакомого кожевника, что поломали ему забор, что убили Желану, которой и так достало бед. И черноборцы того терпеть не стали. Многие полегли бы от Посадниковых клинков. Заглядение, а не клинки! Острые, серебрящиеся, вспыхивающие в надвигающихся сумерках. Но Мал был не только силен, но и неглуп. Он легко перекричал гул голосов:

– Убрать оружие! Держать строй!

А уж в кулачном бою черноборцы могли поспорить с кем угодно! Полетели зубы, волосы и обрывки одежды! Алый дождь прошел над двором усмаря: кому разбили губу, кому расцарапали харю. Малых детей заслоняли, но те все одно лезли хоть раз ударить. А уж как негодовали бабы! Всякая квочка за свое гнездо взовьется ястребом, и эти тоже труса не праздновали! Да и как отступить, когда закадычная подруга уже запрыгнула на спину бородатому дружиннику и колотит того по темени?! Эдак схо ронишься, а потом и обсудить будет нечего! А визг подняли! Тут не то что Борова или жреца, что тщились остановить горожан, не услышишь, тут и собственного голоса не разберешь!

Наконец вытеснили Мала с дружиной со двора. И тогда только, когда шум улегся, поняли, супротив кого выступили. В лицо Посадника особенно не знали, но Боров расстарался, чтоб дошло до каждого:

– …Неблагодарные… тупые… Посадник… глаза-то разуйте!

Теперь уже не стенка на стенку стояли, а словно на каторгу собирались. Черноборцы потупились, смущенно пряча за воротниками разукрашенные потасовкой рожи. Кто-то уже бранился с Радом, кто-то досадливо ругал жену.