Йага. Колдовская невеста

Йага не сразу поняла, к чему ведет старуха, и та подсказала:

– Ты хотела навечно Безлюдье и Людье разделить, замкнуть одно от другого.

Колдовка закусила губу. Навряд та ворожба была матерью одобрена… Но ругаться Зорка и не думала.

– Нынче сделай наоборот. Призови Безлюдье в чащу.

Йага ахнула, словно ей грех великий предлагают.

– Как можно?

А Зорка лишь пожала плечами:

– А как еще? Северянин твой, хлебом его не корми, умереть рвется, да и ты вослед за ним. Так лучше, чтоб не вы умерли, а кто-то другой.

Йага втянула голову в плечи, но в полушубке Рада не схоронишься от тяжкого решения. Наверняка в натопленной избе она мучалась в нем от жары, но так и не сняла, готовая сорваться обратно в пургу сию же секунду.

– Хватит ли у меня сил, матушка? Я лишь проход в Безлюдье тогда открыла, а чтобы призвать его целиком…

– Хватит, – оборвала ее Зорка. – Танцуй, дочка. Танцуй!

Они спустились с крыльца все вместе. Зорка придирчиво оглядела двор и указала на пятачок меж баней и избой. И стоило Йаге скинуть валенки и встать, где велено, как в визг метели вплелся лай собак. Рьян знал этот звук, и сердце от него упа ло. Следом обыкновенно трубил охотничий рог, но в этот раз Посадник знал, что добыча и без того напугана. Мал приближался.

Йага переминалась с ноги на ногу. Она пыталась то взметнуть рукава, то крутануться, но жестокий ветер раз за разом сбивал ее.

– Матушка, я не сумею!

Зорка не ответила. Она пересекла двор и замерла в калитке, меж столбиками со вздетыми на них черепами. Из глазниц лился потусторонний свет, и старая ведьма, исхудавшая и бледная, сама казалась мертвянкой в этом свете. Рьян метнулся к Йаге. Обнять бы так крепко, чтобы косточки затрещали, чтобы вскипела кровь! Так, как он обнимал ее в ночь Привечания Мороза… Но оставался лишь миг на то, чтобы прижаться губами к устам.

– Больше жизни тебя люблю, – сказал он. – Танцуй! – И пошел к Зорке.

Старуха оставила кутаться в платок, и Рьян увидал то, что ведьма скрыла от дочери. Края ткани шевелились, как крылья, готовые взвить тощее тело в небеса. Меж ними виднелась в вырезе платья, ставшего слишком большим, впалая грудь. А на груди, прямо сквозь бледную кожу, росли черные перья. И еще стало видно, что платок не просто укрывал плечи ведьмы – он к ним намертво прирос. И впрямь крылья…

– Ты умираешь, – понял Рьян.

– Все умирают, – отозвалась Зорка.

– Это из-за меня? Из-за того, что я увел Йагу? Из-за того, что ты пыталась защитить ее?

Дорого заплатила старуха, чтобы напугать северянина, польстившегося на дочь! Обратившись тогда, возле бани, в страшную птицу, она слегла с бо лезнью, и Йага ходила за волшебной росой, чтобы излечить мать… Видно, не излечила.

Старуха искривила сухие, жесткие губы, все более схожие с клювом.

– Больно хорошо ты о себе думаешь, проклятый. Всего-навсего пришло мое время. Колдовству стало тесно в ветхом теле. Я задержу их, уходи. Нечисть защитит вас, даю слово.

Рьян сжал и разжал кулак. Колдовской нож сдерживал обращение, и бурая шерсть не проступала. Но казалось, что человеческая рука и медвежья лапа никогда и не разделялись, а всегда были едины. Он коснулся рукояти.

– Я тоже нечисть. Я тоже хочу ее защитить.

Ведьма глядела меж елками, безошибочно определив, откуда появятся охотники. Она не отвела взгляда, но Рьян все равно понял, что обратилась Зорка к нему:

– Ну и дурак.

– Знаю.

– Она одному лесу принадлежит, иначе не будет.

– Что ж, – Рьян широко улыбнулся, – а я принадлежу ей.

И тогда деревья затрещали под натиском приближающихся врагов.

Глава 24 Хозяйка леса

Ждали криков ликования и немедленного нападения. Но Посадник и его люди придержали коней. Йага словно бы разом наблюдала за всем, что делалось в лесу: за бушующей метелью, за затаившимися под слоем омертвевшей холодной земли лесовичанами, за злыми людьми, принесшими с собою железо и запах дыма, за Рьяном и Зоркой, преградившими им путь. И за напуганной девкой, что пыталась сплести танец в заклятие.

Вот тот, кто ехал впереди, словно на невидимую стену наткнулся. Поднял широкую ладонь – и прочие послушно выстроились за его спиной. Это, стало быть, и есть Посадник Мал. И вовсе и не страшен. Крепок – да; в плечах широк; конь, стиснутый его коленями, лишний раз не фыркнет. Но чтоб страшен… Так думала Йага, пока не заглянула Малу в глаза. А глаза-то были так же пусты, как и глазницы черепов, которыми наблюдала за ним ведьма.

Вместе с Посадником явилась дружина. Снег таял на крупах разгоряченных меринов, горели огнем румяные щеки молодцев. Красавцы, как на подбор! Каждый отдаст за хозяина и живот, и голову.

Йага не удивилась, когда рядом с Малом вырос Боров. Как-никак побратим. Толстяку ночная гонка далась едва ли не тяжелее, чем его лошади. Оба тяжко дышали, раздували бока, купец обливался по́том.