- А?.. Два дня я с вами проездил, а какой без меня присмотр за лошадьми? Чуть я из аула - следить некому... Сегодня я рано встал, еще темно было, и сходил к роще Шортанбая, думал, там гулевые лошади, но их возле рощи нет. Может, в степь ушли? Хочу сейчас поехать в степь.
- С каких пор нет лошадей, безмозглый цинготник?
- А?.. Наши лошади далеко не уходят. Если только паршивые кони Набия примкнули к ним, тогда дело другое. Набиевские кони куда угодно могут увести их. На той неделе как-то они увели наш табун к Кентубеку, - продолжал Баки, не расслышав вопроса Шугула.
- Если бы твои вислые уши отдать Жолу, а жоловские пришить тебе - мигом услышал бы и узнал все, что делается даже под землей. Как бы не подседлали наших коней эти вонючие козлы, что вертятся вокруг Жола, - раздраженно проговорил Шугул, поставив чашку с недопитым чаем, и в упор посмотрел на Баки.
Баки не выдержал взгляда хаджи и опустил глаза.
- Где им ездить на наших гулевых!.. Недавно Нурым и Тояш отобрали у них оружие и пешком прогнали в Кзыл-Уй...
Шугул изменился в лице, зло засверкали маленькие черные глаза. Баки смотрел на него и никак не мог понять, что разгневало хаджи: то ли сообщение о пропавших гулевых лошадях, то ли упоминание о Тояше и Нурыме - сыне ненавистного ему хаджи Жунуса. Шугул схватил маленький молоточек, которым старуха Айтолиш обычно колола сахар, и с силой швырнул его в Баки. Описав дугу, молоточек пролетел почти над самой головой вовремя пригнувшегося Баки и ударился о стенку юрты.
- Если к завтрашнему утру не разыщешь лошадей, отправлю тебя вместе с женой и детьми к твоему сильному родственнику Жунусу, пусть он кормит, а мне такие не нужны, - гневно проговорил Шугул, шаря вокруг себя рукой, словно разыскивая что-то, чем можно еще раз запустить в Баки.
- Ойбой, хаджеке, что с тобой?.. Чем же я сахар колоть буду?.. всполошилась Айтолиш. Она встала и пошла разыскивать молоточек.
Баки, воспользовавшись вмешательством старухи, поспешно вышел из юрты. Он был удручен и обижен.
- Что с тобой, ты так бледен? - спросила жена, увидев остановившегося у порога Баки. - Опять этот хаджи!.. - Она не договорила, заплакала. - На, выпей чашку теплого айрана.
Баки молча взял.
- Сам виноват! Зачем тебе нужно было рассказывать хаджи, что пропали гулевые лошади? Пропали, ну и пусть пропадают, тебе-то что? Придет время найдутся, кто их возьмет! Неужели ты до сих пор не знаешь, какой у хаджи характер? Он родного сына пять раз на день выгоняет из дому, а ты хотел, чтобы он с тобой хорошо обращался. Этого от него не дождешься.
- Не вмешивайся, прошу тебя, в мужские дела, лучше построже следи за нашими ребятишками, когда меня нет дома, понятно? Неужели ты не понимаешь, что если я перестану наблюдать за хозяйством хаджи, то его мигом растащат?.. Ведь все это мы вместе наживали!..
Не на шутку встревоженный пропажей лошадей, Баки торопливо вышел из юрты, сел на куцехвостого гнедка и поехал в степь. Подражая хаджи Шугулу, он сидел в седле небрежно, слегка откинувшись назад, и беспрерывно помахивал плеткой. Табунщики еще издали безошибочно узнавали его.
Табунщик Аманкул, увидев Баки, поехал к нему навстречу, поздоровался.
Баки не сразу ответил на приветствие. Прищурив глаза, он, как хозяин, долго рассматривал пасшихся в долине лошадей, затем осмотрел коня под Аманкулом и только после этого сказал:
- Как табун? Все лошади целы? Волки не нападали?
Аманкул улыбнулся. Он хорошо знал, что Баки начнет сейчас расспрашивать о табуне, об отдельных лошадях и не успокоится до тех пор, пока не выпытает все и не удовлетворится ответами. "Радеешь за шугуловских коней, словно они твои, - подумал Аманкул. - Все равно Шугул тебе спасибо не скажет, не дождешься!.."
- Слава аллаху, Баки-ага. Мы твердо помним ваш наказ, ни на минуту не отъезжаем ночью от табуна. Да и днем зорко следим. Ни у одной лошади даже репья в гриве не найдешь!
- А как жеребцы, не трогают молодняк? Вон тот молодой саврасый жеребец, видишь? Я уже тебе говорил, он очень ревнивый. Смотри следи за ним зорче, чтобы беды не наделал.
- Нет, нет, Баки-ага, не беспокойтесь, косяк саврасого жеребца мы пасем отдельно, держим его все время в стороне от других косяков.