Яик уходит в море

Ивей метнулся по воздуху, перехватил коня под уздцы. Конь захрипел, вздыбился и остановился. Лушу сняли с седла полумертвой. С минуту она не могла выговорить ни слова, бледная, с вытаращенными глазами, с дрожащими губами.

— Да что случилось? Что такое?

— Там… Черт! Ей-богу! — Женщина перекрестилась. — Голый, в шерсти… Чернущий!.. Там, в камышах, на старице. Ой, все захолонуло во мне!

— Да, ты ополоумела, Лушка?

— Вот те крест, Ивеюшка! Не сойти мне с этого места… И сроду не думала! Провалиться мне! Вот не верила…

Луша бормотала, как безумная. Видно было, что ей не до шуток.

— Айда! Веди нас. Бери все колья, дубинки. За мной, ребята!

Ивей взялся командовать странным отрядом. Луша указывала дорогу. Она понемногу приходила в себя. Блеснула впереди сквозь черные полосы камыша старица.

— Вот сюда, сюда уполз…

— Может, волк? — еще раз усомнился поп Кирилл.

— Да нет же… Ну, вылитый человек, только в шерсти. И с хвостом… Худущий, высокий, — бормотала Луша.

У Веньки прошел холодок по коже. Ивей вдруг закричал, и всем стало по-настоящему страшно.

— Эй, кто там? Выходи!

В камышах на самом деле кто-то засопел, зашлепал по грязи ногами или лапами. Потом все услышали тяжелый вздох, очень похожий на человечий.

— Айда, ребята, вперед, окружай. Бей его кольями по башке! — командовал Ивеюшка и чувствовал, что он и сам никогда еще так не робел.

— Вперед, ребята!

Из камыша раздалось плачущее рычание и поплыл навстречу людям тяжелый бас:

— Свово дьякона убить хотите? Это я, дьякон! Ваш дьякон.

Ивей подскочил от изумления:

— Ты чего там? Выходи скорей, коли так!

— Не в силах! С вами женщина, а я голый. Будто Адам!

— Оденься, балда стоеросовая, и выходи! — рассердился поп Кирилл.

— Лишен возможности. Наказан богом! Женщину уведите…

Луша и Кирилл отошли за кусты. Только тогда из камышей вылез на четвереньках совершенно голый, вымазанный в грязи, ободравшийся до крови о деревья, но с ружьем в руках дьякон. Он в самом деле походил на черта, На него было смешно и страшно смотреть.

Что же оказалось? Он подстрелил в заливе гуся, разделся и с ружьем в руках пошел за ним в воду. Одежду оставил на берегу Урала на коряжине, где была его сидка. На выстрел и шум (дьякон бегал по воде, догоняя подбитого гуся) подъехал ревизор, а у дьякона тут же лежали жерлицы, переметы. Ревизор стал кричать браконьеру, чтобы тот вылазил из воды. Дьякон понял, кто его зовет, и бросился вплавь через залив, так и не поймав гуся. За ним кинулся вдогонку объездчик. Дьякон помчался через лес, и здесь наткнулся на Лушу. Хорошо еще, что он был одет по-казачьи, а не в подрясник, — ревизор признал бы его по одежде.

Дьякону дали пиджачишко прикрыть наготу, и все двинулись на стан. Ивей Маркович хохотал:

— Ну, ухайдакался ты, отец дьякон! И всегда-то у тебя дыра в горсти, а в руках — ни клока шерсти. Бросить гуся!

— В тюрьме и с гусем невесело, — мрачно ответил Чуреев.

Кирилл бранился:

— Не вовремя ты Адамом затеял стать. Не вовремя.

Луша успела рассказать попу, зачем она прискакала сюда ночью.

— Там в поселке тоже… ерунда разная. — Кирилл встряхнул рыжими кудрями. — Вот что. Мы сейчас… Веничка, Луша, я… поедем вперед!

— А я? — жалобно удивился Алеша.

— Вы все потом… Потом, потом все узнаете! Ничего… особенного. Так, чепуха житейская!

Все замолчали, притихли. По тону Кирилла и по лицу Луши было ясно, что дома стряслось что-то неладное, может быть, тяжелое. Никто уже не обращал внимания на полуголого дьякона, прятавшегося от Луши в тень.

21

Прошлой ночью какой-то озорник размалевал Алаторцевым ворота. Но как! Это была на редкость отменная работа. На улицу с желтых, тесовых ворот встрепанно-зло глядел черный Никола-угодник, давний покровитель уральских рыбаков. Узнать его было не трудно по квадратной, седой и тупой бородке, вырисованной тонкой обводкой. Так же был сделан большой крест на груди и покатая лысина на голове. Глаза святого с огромными, желтыми белками глядели дико и сумасшедше. В то же время фигура для угодника была необычайно высока и увесиста. Здесь художник имел в виду кого-то другого. И для того, чтобы ясен был его замысел, он ухитрился каким-то манером забрызгать дегтярными звездами ставни второго этажа, где проживал поп Кирилл. Конечно, для всех было ясно, в кого метили эти черные пятна.

Утром, выгоняя коров за околицу, казачки с удивлением и не без тайного удовольствия увидали чужую беду.

— Вот ушибло бы того до смерти! — возмутилась Фомочка-Казачок. — И с чего это ему взбрело в голову?

— Значит, повинна бабочка. Не всем мажут, с выбором! — поджимая скромно и жеманно губы, сказала самая распутная в поселке казачка Настасья, жена Пимаши-Тушканчика.

— Гляди, и наличники разукрасили. Это с умом и умыслом. Не живи как Устя — рукава спустя. Мужа едва похоронила, с Гришанькой свозжалась. И это показалось мало — нашла рыжего, ан судьба и обижена. Брыкнулась.

— Бросишь в воду один камешек — попытай теперь десятеро вытащить. Шутка ли положить такой покор на родительницу? До меня доведись, жизни бы решилась, — тараторила веснушчатая девка-перестарок Хинка Вязова.