Читаем Яйцо птицы Сирин полностью

Стал Ермак искать веревочку для подвязки. Вспомнил, что пластины шейные в кукане ременном запутались. А где ж они? Ага, в струге! В этом? Или в том? Кажись, в этом. Ермак полез искать на четвереньках по дну судна. Нет ничего. Хотел подняться, передняя броня зацепилась за корабельную снасть. Ермак скинул плечевую цепь, сбросил панцирь и стал искать подвязку среди снастей. Ага! Вот веревочка подходящая! Вынул нож, отсек веревку от кольца на носовой балке. Вспомнил Ваньку Кольца, вспомнил удалое время на Волге, выронил веревку, она с плеском ушла за борт. Ермака качнуло, он потерял равновесие и завалился на сложенный парус. Звезды поплыли перед его глазами, и от луны полетела, рассыпая искры, пестрая Жар-птица. Айслу! Айслу! — кричала Жар-птица человеческим голосом...

Ермак заснул в уплывающем струге и не увидел, как вдали за рекой загорались огни, как стремительно гребли через неширокий в этих местах Иртыш темные, раскосые люди, похожие на дрессированных хищников...

Весть о гибели отряда Ермака пришла в Искер нескоро. Сначала в сибирских столицах насторожились двухнедельным отсутствием экспедиции, затем Биркин поплыл на поиск с небольшой командой. Место события нашли быстро. На этот раз вещественных доказательств было в достатке. Вытоптанная земля вокруг костров, обрывки одежды, мелкие предметы, не замеченные нападавшими. Ну и тела, конечно, обнаружились. Habeas corpus, так сказать. «Корпуса», безобразно изрезанные, — в основном по горлу, были навалены прямо на дороге у засеки и слегка прикрыты еловым лапником. Прочие следы смылись за прошедшие дни несколькими дождями. Погода клонилась к осени, ревела буря, дождь шумел почти ежедневно, и следователи заторопились обратно. Везти в Искер убитых было не на чем, но и без погребения бросать не доводилось. Нашли у берега промоину, свалили в нее трупы, присыпали землей с обрыва. Особенно не надрывались, все равно, река их заберет, не сейчас, так весной.

Уже отъезжая, заметили в прибрежных зарослях перевернутую лодку. Малый шестивесельный струг темнел брюхом между корягами. Пришлось произвести осмотр. Ничего особенного не находилось, но рядом со стругом в мелкой воде Биркин наступил на твердое и скользкое. Нагнулся, вытащил обрывок ремня, потянул еще и вынул из воды связку пластин, хваченных ржавчиной. Не сразу, но дружно в сплетении ремней и металла опознали атаманскую броню. «Ермак!».

«Сих дней погиб князь Сибирский Ермак Тимофеев... — запинка, клякса, — ...ич», — эта запись появилась в дневнике Биркина в первых числах сентября, ровно через три года после донесения из Чусового: «Ермак со многия люди сплыл на верх до Сибири».

<p>Глава 40</p><p>1584</p><p>Далеко от Москвы</p><p>Над вечным покоем</p>

Тележный конвой Мелкого Беса миновал Чернигов, проехал Киев, и тарахтел по молдавским равнинам. Ехали быстро, задерживаясь только на переправах. Теперь МБ больше скакал верхом — то на одной, то на другой из запасных лошадей. Он пересаживался на ходу, поочередно воображая себя Первым, Вторым, Третьим или Четвертым Всадником Апокалипсиса. Правда, на правой передней, беленькой лошади часто оказывалась печальная девка в сером покрывале. Мелкий знал ее с детства, не со своего, — с Иванова. Аграфена Оболенская вечно путалась у него под ногами, но и полезных свойств покойницы МБ отрицать не мог. Иногда вечерами, когда Иван совсем уж донимал домашних стонами и страхами, Аграфена являлась из небытия, пела, сюсюкала со своим Ванечкой, вытирала ему сопли и слюни. И тогда можно было хоть в кабак или бардак отлучиться.

На «польской» территории ехать стало теснее. Лихие люди в оврагах и лесах трудно поддавались на испуг, приходилось «использовать силу», обрушивать на них едкий ливень или крупный град, чиркать молнией.

Таможенники на многочисленных, «передвижных» границах борзели хуже бандитов. Не успеешь откупиться от какой-нибудь алчной рожи у «порубежного столпа», как через пару верст тот же столп с той же рожей вновь вырастает на пути и требует «пошлинных грошей».

«Теперь не отстанет, — возмущался Мелкий, — не надо было платить в прошлый раз!». Вот еще один наглый хохол полез трясущимися от возбуждения руками щупать баулы в продовольственной телеге. Другой страж «экономичнои нэзалэжности» подкрался к гробам.

— Що цэ? — пятачок таможенника затрепетал над усами.

— Цэ трупы скаженни, вельможный пан, — отвечал МБ, оборотясь казачком в синей свитке, — чумные жолнержи пана короля Стефана. Едут в Польшу поховаться. Можете пощупать: гнилые и холодные, — верхом скакать негодные.

Таможенник отпрянул. Мелкий полез в карман свитки.

— Вот возьмите, пан, будь ласка, дорожную лепту, — МБ протянул мздоимцу золотой ярмак, приобретенный на толкучке после рассказа Семки Строганова, — сия древняя монета благонаполняет любую казну, послужит и вашему господарству добрым почином во веки веков!

Поехали дальше. Кое-как миновали Прут. На перевозе пришлось крепко раскошелиться, но дальше путь был свободен. Взяли на северо-запад, в стык валашских, угорских и ляшских гор.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги