Яйцо птицы Сирин

Дверь подалась без скрипа, обнажила лунную комнатку с девушкой на кровати и Птицей в клетке на столе. Обе спали. Биркин шагнул внутрь, приблизился к столу, опустил мешок на клетку. И вдруг Птица затрепетала крыльями, заорала визгливо, пронзительно: «Карраулл! Крестовозздвижженье! Крестовозздвижженье!» И сразу из углов клети поднялись две огромные тени, тяжко забухали в пол. Одна обхватила стряпчего со спины, накрыв его лысину широкой бородой, другая встала в лунном свете и глянула в лицо Биркину. «Безносый!». Биркин дернулся, но задний держал крепко, до хруста в ребрах. Стало трудно дышать, кричать не получалось. Да и что кричать? «Караул«?, «Крестовоздвиженье»? На эти крики тут давно никто внимания не обращает.

В глазах темнело, но Биркин успел увидеть, как безносый стащил с лица черную повязку, ощерился страшным, нечеловеческим, серым лицом.

«Но почему у него нос детский? Розовый, маленький, как у младенца? Вот тебе и «Безносый»...», — подумал Биркин, умирая.

Богдан вытер нож об одежду убитого.

— Пора нам, Ермолай, уходить.

— Пора. Эй, царевна, вставай, собирайся.

Айслу вскочила, забегала, потащила из сундука готовый узел. Богдан подхватил клетку, пошептал что-то. Через несколько мгновений три человека уже спускались к реке. Ветер дул низовой, западный. На поверхности Иртыша прыгали лунные барашки, белый парус наполнился свежим воздухом и полетел на восток, против течения, против движения планет, против хода времени. К новой земле, к вечной любви, к бесконечной молодости.

Утром искерская стража обнаружила труп государева человека Якова Биркина с перерезанным горлом. Убийцы похитили также татарскую девушку и комнатную птицу сгинувшего в тайге казака Боронбоша. Впрочем, птица могла и улететь. На пристани, там где воры срезали канат одномачтовой чайки, валялась красивая птичья клетка, очень может быть, что золотая. Среди зевак, столпившихся у дворца, переминался гонец из Москвы. Он так и не успел передать Биркину устную, тайную инструкцию «покойного» государя насчет Птицы.

Поисков и погонь снаряжать не стали. Некого было послать, кроме татар. А с татар какой сыск? Поэтому никто живой не увидел полета казачьей чайки на просторах Иртыша и в узких изгибах Тары — длинной, тонкой речки, уходящей в самый центр Сибирской земли. И потом никто из приходивших в земли, заселенные русскими, не рассказывал о богатыре Ермолае и его красавице-жене, о странном обветренном человеке с розовым носом и большой Птицей на плече. Никто не показал пути к построенному ими городу, никто не позавидовал их воле, счастью и любви.

Эпилог I Сибирь 1584-1585 Иногда они возвращаются

Собственно, почему «иногда»? Это Маня с Ваней иногда вылетают из своего трансильванского гнезда. И иногда в него возвращаются. Это Мелкий Бес и Бес Большой иногда покидают Москву (правда, все реже и реже), а потом иногда в ней объявляются в самый подходящий момент.

А эти наши, возвращаются всегда! Как их не провожай.

Осенью 1584 года Болховской и Глухов не удержали своих подданных. Они думали, что вот, сейчас передушим казаков, разрешим татарам брагу парить, пообещаем ускоренные курсы огнестрельного боя, и порядок! Татары выстроятся в регулярные ряды и последуют под дудочку отца Варсонофия в крестную ишимскую иордань. Фигу! Раньше надо было крестить. «Огнем и мечем». А теперь нехристи, возвращаясь с Увата, не захотели останавливаться, когда поп им на дороге попался. Не «восприяли» в полной мере русские народные приметы и предрассудки. Снесли честную главу батюшке Варсонофию и закинули в Иртыш без мумификации. Им это ни к чему было. У них свой поп имелся. Причем сразу святой, без выслуги лет. Святой Порфирий. Они с ним уже договорились на всякий страховой случай — насчет головы и прочих мощей. За это Порфирий всего-то и затребовал, что пожизненное бражное довольствие.

Лавина татарских всадников очистила Искер от пришлых людей в единый день. Церковь, достроенную, но не освященную, спалили на всякий случай и собрались скакать на Тобольск, но хлынул ливень. Пришлось пережидать почти неделю, потом стало ясно, что пешего пути в этом году больше не будет, и нужно брать Тобольскую крепость с воды.

Пока собрали и настроили лодки, пока доплыли до места, пока окружили по лесным хлябям тобольский частокол, оказалось, что гнездо опустело. Люди белого царя ушли из Сибири. Болховской и Глухов, предупрежденные об Искерском погроме, увели остатки крепостного войска на Кукуй. Но и здесь сидеть не решились. Беспокойство от московских новостей холодило спины. Остановились «покорители Сибири» только в Перми. Здесь зимовали, ели, пили, но уже без былого радушия со стороны хозяев.

В зиму 1584-1585 годов в Сибири не осталось ни единого государева человечка.

С весны 1585 года началась вторая волна русской экспансии. Ее сопровождал крестовый поход, активное строительство православных храмов, столицу держали теперь в новой Тобольской крепости.