Якобинец

Не дочитав, дрожащей от бешенства рукой он сорвал проклятый листок и в этот момент сзади кто-то с силой ткнул его стальным набалдашником трости между лопаток, заставив лбом вписаться в ворота, неожиданно и очень больно.

– Тебе что-то не нравится, якобинец? Чем-то недоволен, сентябрьский убийца?

Молодой мюскаден, изящный и надменный франт, сынок одного из новых «хозяев жизни» вел себя агрессивно и вызывающе, с видом победителя в завоёванной стране. От новых ударов трости Жюсом ловко увернулся и вырвал ее у нападающего, они жестоко сцепились.

Порядком избитый мюскаден, непривыкший к свирепому отпору потенциальных жертв, стал звать на помощь. Он оказался сынком крупного дельца, армейского поставщика. Жюсом был представлен нападающей стороной, и арестован… «Безвинный юноша из «хорошей семьи» – жертва агрессии кровожадного санкюлота»… Такое теперь происходило повсеместно.

Чуть позднее взяли и Лапьера. О Дюбуа так и не было никаких известий и Куаньяр с Жюсомом сами поняли, что друг погиб…

Норбер вынужден был временно притихнуть, издаваемая им с сентября 1794 газета «Защитник конституции» также вызывала раздражение и глухую злобу новых хозяев тюильрийских кабинетов.

Название его газеты было вызывающе дерзким, о какой еще конституции идет речь? Конечно 1793 года! К тому же, именно так называлась газета, издаваемая Робеспьером в 1792 году…

Имелась в виду та самая конституция, которая оказалась «слишком демократичной» для термидорианцев и которую они задумали заменить более подходящей для обеспечения защиты крупных собственников от народа…

Дерзкое перо выдавало темные тайны карьерного роста и уничтожающие характеристики на каждого из главных «героев Термидора», выразив особое уважение депутату Энграну, которого заговорщикам не удалось увлечь идеей уничтожения Робеспьера, тот оказался дальновиднее и заметил, что вслед за этим падет и сама Республика! Злосчастный Энгран в текущих событиях едва ли порадовался неожиданному комплименту. Начались массовые аресты…

Вскоре люди с ордером на арест явились и на квартиру Куаньяра, но не застали его, предупрежденный, он успел скрыться, заставив Луизу скрыться у дяди.

Но его ожидал скверный сюрприз, на одной из улиц Норбера узнала толпа воинствующих мюскаденов и с дикими криками и ругательствами бросилась за ним… Яростные, злобные выкрики, в которых явственно звучала жажда крови, заставляли его бежать быстрее..

На минуты ему удалось оторваться от толпы убийц, он остановился перевести дыхание.

После Термидора при виде преследуемых людей ставни домов парижан, как по команде закрывались, хотя бы этих людей жестоко били и даже убивали под их дверьми. Вступаться рисковали только бедняки из Сент-Антуана, но и то уже не всегда, люди дезинформированы, сбиты с толку, они устали…

Миролюбивые аполитичные люди нешуточно боялись агрессии «золотой молодёжи», уставшие от эксцессов последних месяцев они также зачастую не желали защищать якобинцев, богатые парижане, довольные последствиями переворота, а также скрытые роялисты откровенно ненавидели якобинцев и с трудом сдерживали злорадное удовлетворение от участившихся зрелищ кровавых расправ над ними.

В отчаянии Норбер оглядывался вокруг себя, переводя взгляд с одного дома на другой, вот и сейчас ставни закрылись, спасения нет… В эту минуту дверь дома, рядом с которым он стоял, приоткрылась и женщина на пороге сделала быстрый жест в его сторону:

– Входите, ну, скорее…сейчас они будут здесь.

Выбора у него не было, Норбер воспользовался неожиданным гостеприимством.

– Меня зовут мадам Пермон,– любезно сообщила хозяйка, – пройдёмте в гостиную.

Куаньяр молча последовал за ней. Отчего-то его даже не удивила её старорежимная манера представляться – «мадам»…

Мадам Пермон было лет 40-45, она была еще весьма недурна собой, но и моложе своих лет при этом не выглядела.

– Будьте добры, мадам, …я очень хочу пить,… принесите мне воды, – вдруг сорвалось с пересохших губ.

Через минуту мадам Пермон подошла к нему со стаканом воды. Он пил жадно, не отрываясь, стакан в руке слегка дрожал, женщина с откровенной жалостью наблюдала за ним.

Поймав её взгляд, Норбер почувствовал смущение и досаду, подумалось вдруг:

«Думаешь «бедный, несчастный», думаешь, от страха руки трясутся? Да устал я как собака, не спал всю ночь, готовил новую статью, а тут эти уроды.. Но к чему был вчера коньяк? Даже статью не сумел закончить. Догадалась бы принести рюмку, так руки бы и не тряслись..Чёрт, меня не нужно жалеть! Ненавижу быть объектом благотворительности!» И тут же…

«Возьми себя в руки, стыдись, дикарь, ведь эта добрая женщина действительно спасла тебе жизнь».

Он решил представиться:

– Меня зовут Норбер Мари Куаньяр, мадам, я глубоко благодарен вам. Вы спасли мне жизнь. Но вы должны знать правду, я… якобинец, бывший комиссар Конвента ,– и добавил тихо, одними губами, – вы …сочувствуете нам или …просто ошиблись и теперь жалеете, что впустили меня?