Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

– Да у нас в Крыму и на Кавказе все князья… Я крымский… из Ливадии. И в синагогу, как свободное время выпадет, я и в Париже сбегаю, помолюсь… мы крымские… мы евреи.

Иосиф Воробейчик не разобрал, ибо плохо все это слушал… Но Берточка была счастлива.

Когда же Воробейчик пришел в себя, он только и мог пораженный, удивленный, но беспомощный, с самим собой беседовать. Молодежь им больше не интересовалась:

– То есть я вам скажу, никуда от них, от соплеменников, не спрячешься… Мало я от них имел в Виннице, так Бог мне их послал еще в Париже…

Урок истории Заключение

Личности такого масштаба, как Яков Тейтель, уникальны для истории стран, где они родились, жили и работали. Тейтель был настоящим патриотом России, которую любил, где многие годы жил, и которой верно служил. Он был предан своей родине, Украине, и с большим почтением относился к Германии и Франции – странам, которые дали кров ему и тысячам гонимых его соплеменников. Для нескольких поколений беженцев разных стран он – представитель «духовного ордена русской интеллигенции» – стал заступником, помощником и учителем. Сегодня история русской эмиграции становится частью истории России, где снова пробуждается интерес к идеям социальной солидарности и ответственности.

Идею мирного сосуществования, взаимопонимания и взаимопомощи людей разных национальностей и религий, как принцип жизни и как одну из самых ценных своих традиций русско-еврейская интеллигенция передала последующих поколениям. По своему мироощущению многие представители той первой волны эмиграции, были людьми, опередившим время. Я. Л. Тейтель был одним из ярких представителей будущего мира и его ценностей. Не случайно его друг, участник Сопротивления, погибший в лагере Дранси, поэт И. А. Британ писал о нём: «Вашим девизом было: «Жизнь начинается завтра». Вы всегда жили для «завтра» и верили в него с оптимизмом вечного юноши»872.

История деятельности эмигрантских общественных организаций, заключается в том, что она оставляет мало «осязаемых форм» памяти, но лишь отчеты, записки, квитанции, пометки, обрывки цитат. И все это на протяжении десятилетий засекречено, арестовано и закрыто в холодных чревах архивов. Проделав путь из Германии в Прагу, из Праги в Россию, пролежав 50 лет под тяжестью запретов и печатей немецких, чешских и советских, – архивы, наконец, стали доступными. И за этими печатями, почти истлевшими листами документов, открываются нам судьбы отдельных людей, их радости и трагедии, потери и обретения, пути исхода и цели созидания. Ирония истории эмиграции еще и в том, что все пройденное и пережитое быстро забывается.

Дело Якова Львовича Тейтеля и его соратников по Союзу русских евреев в Германии неизмеримо больше и значимее иных манускриптов и ценностей, которые можно идентифицировать с материальными памятниками культуры.

Как оценить память сердца? Точнее, многих сердец – спасенных, накормленных, согретых, нашедших кров на чужбине… Просто услышанных, ободрённых, вырванных из небытия одиночества и безнадежности… Духовные и материальные ценности имеют осязаемые формы, структуры, формации. Но чем измерить человеческую помощь? Особенно в то время, когда и вера, и надежда казались призрачными?

Вспоминая сегодня ту эмиграцию евреев из России, очевидными становятся слова Романа Гуля, обретающие общность в многообразии судеб тех, кто «унес Россию с собой»873К истории какой страны отнести их деятельность? К какой культуре? Они любили Россию, Украину, Германию и Францию – у каждого была своя страна, связанные с ней годы жизни и воспоминаний… Любовь и память о «родных местах» они пронесли через всю жизнь. Они оставили след в культуре, науке и истории многих европейских стран, а также США и Израиля. Их наследие находится вне границ стран и национальностей.

Русские евреи-эмигранты, прибывшие в Германию в 1920-е годы, покинули ее в 1930-е. Их дети и внуки стали гражданами стран их эмигрантской кочевой жизни. И, услышав вопрос об эмиграции русских евреев в Германию в начале ХХ века, многие современные эмигранты ответят примерно одинаково: «Эмиграция – где? Какая? А была ли она вообще?». Лучшей «неосязаемой формой» истории русского еврейства является то, что оно существует как в России, так и в эмиграции, и, надеюсь, будет существовать в будущем.