Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

Еврейское отделение «Общества пособия бедным» тоже резко отличалось от самарского. В Самаре оно действовало нелегально371, приходилось устраивать вечеринки для получения доходов в частных домах. В Саратове же отделение действовало открыто, на законном основании. Анна Андреевна Кальманович воспользовалась моим переездом в Саратов, передала мне председательство в Еврейском комитете «Общества пособия бедным», и до осени 1904 года я знакомился с этой деятельностью, с сотрудниками и сотрудницами.

Мои друзья, смеясь, утверждали, что за мной в Саратов последовали все бедняки Поволжья. Это не соответствовало действительности. В Саратов и правда наезжало много нуждающихся, но не из Поволжья, а из черты оседлости. Притягательными центрами для еврейской молодежи оттуда были учебные заведения города, в особенности женская фельдшерская школа и техническое училище.

Когда в 1909 году в Саратове открылся университет, здание для него еще не было готово и медицинский факультет расположился в фельдшерской школе, которая удовлетворяла требованиям факультета не только помещением, но и всеми научными приспособлениями. Когда я приехал в Саратов, то по просьбе дирекции этой школы, я преподавал один семестр латинский язык. Надо быть справедливым, преподавателем я оказался плохим, но ученицы были довольны, что вполне понятно: я их не очень обременял работой.

Так как процентного ограничения по отношению к еврейскм девушкам в школе введено не было, в Саратов начали приезжать из черты оседлости задыхавшиеся там девушки, стремившиеся к знанию и самостоятельной жизни. Их наплыву благоприятствовало еще одно обстоятельство. В те времена для поступления на учебу вне черты оседлости требовалось обычно предварительно заручиться полицейским удостоверением о праве жительства в месте нахождения учебного заведения. Эти удостоверения нелегко давались. Саратовская же фельдшерская школа практиковала следующую систему: еврейские девушки присылали по почте свои документы – свидетельства об окончании четырех классов женской гимназии и метрику, – и администрация зачисляла их в ученицы. Они затем приезжали в Саратов как полноправные, не нуждаясь в полицейском удостоверении. Впоследствии полиция стала придираться к таким приезжим и захотела высылать их из Саратова. Столыпин приостановил такие высылки, и я посоветовал дирекции школ ы представить на утверждение устав, с параграфом, что еврейские девушки принимаются на учебу без процентной нормы и, будучи принятыми в ученицы, таким образом, получают право жительства. Устав был представлен в Министерство внутренних дел, когда министром внутренних дел был назначен Столыпин, и был им немедленно утвержден. Вскоре в школе было от шестидесяти-семидесяти процентов евреек. Приезжали они в Саратов с сильным желанием учиться, быть полезными обществу, но бледные, изможденн ые и, конечно, без всяких средств.

Много нужно было такта, умения подойти к бедной девушке так, чтобы, помогая, не оскорбить ее самолюбия, пощадить ее человеческое достоинство. Приедет такая девушка из какого-нибудь глухого места зоны оседлости, с горящими глазами, худая, издерганная, и обращается с просьбой о предоставлении ей возможности учиться, найти какую-нибудь работу. Незнакомым с психологией этих людей казалось, что многие из них страшно дерзки, невоспитанны, но их манера держаться и говорить объяснялась исключительно застенчивостью, робостью, боязнью, как бы люди, к которым они обратились за помощью, не оскорбили их самолюбия.

Среди массы таких была одна ученица, некая госпожа X. Окончив фельдшерскую школу, она поступила на медицинские курсы и в настоящее время занимает довольно почетное место среди врачей-общественников. В одном из писем ко мне она заметила: «Услуга в оказании денежной помощи студентам не так важна и не так уж трудно ее оказать, а вот вся заслуга в том, чтобы тоньше, бережнее подойти к душе человека, не сделать его робким, не оскорбить его достоинства». Колоссальное значение, как она написала, имеет для всей последующей жизни усвоение той или иной манеры жить. «И плохая эта услуга, которую частенько оказывает молодежи большинство меценатов, приучая ее к слезным мольбам, пролазничеству, неуважению себя». «Мы, стоящие у порога жизни, обычно не любим тех, кто стоит на ней обеими ногами и, в сознании своей силы, протягивает руку, для того, чтобы взобраться по этой лестнице хоть немного вверх. Может быть, это и несправедливо и жестоко со стороны молодежи, но, во-первых, это факт, и такова природа людских отношений, в основе которых лежит стремление к самостоятельности, к жизни за свой ответ и страх. Вот и получается противоречие, коллизия с самим собой, и лишь немногие, чуткие, умеют обходить больное в этом вопросе».

Далее она написала: