Читаем Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии полностью

Г. Я. Сыркин принялся энергично хлопотать об организации комитета: устроены были собрания, как в квартире Григория Яковлевича, так и на даче видного общественного местного деятеля Рогова. На этих собраниях обсуждалась программа нашей деятельности. Все более или менее видные общественные деятели Минска обещали свое содействие, а организацию подписки взял на себя Рогов. Я уехал в Варшаву, убежденный в успехе нашего дела в Минске.

* * *

Польские евреи всегда стояли в стороне от русского еврейства. Русских евреев, которых называют литваками436, польские евреи не любят. Смотрели они на них, как истые поляки. Они видели в них представителей Московии, насаждающих русскую культуру, русский язык и все русское, которое так несимпатично не только христианам-полякам, но и польским евреям, этим «полякам Моисеева закона». Мне приходилось беседовать с некоторыми судьями поляками. Я старался выяснить причину бойкота, объявленного евреям со стороны поляков в Царстве Польском. В интимной беседе они объяснили мне роль русских евреев в Польше. «Самые лучшие из евреев – это наши враги», – сказали мне судьи, – «русские евреи, наводнившие Варшаву, Лодзь и другие крупные центры Польши, являются проводниками несимпатичной нам русской культуры и не понимают, что этим они творят злое дело по отношению к нам, к Польше». Беседовавшие со мною по этому вопросу удивлялись преданности русских евреев угнетавшей их России. «За что они любят Россию? Почему они увлекаются русской литературой? За погромы? Ведь ни один из русских писателей ни единым словом не обмолвился за человеческие права евреев. Сравните Пушкина и Мицкевича. Какие еврейские типы у Пушкина и у Мицкевича. А Толстой, – как реагировал на жестокости по отношению к евреям? – говорили поляки. Умел же Толстой возвысить голос в пользу духоборов.

В дальнейшей беседе, судьи-поляки указывали на следующие явления: «В Польше никогда не было еврейских погромов. До переселения русских евреев в Польшу мы шли рука об руку с нашими евреями. Последние принимали большое участие в нашем движении 1831-го и 1861-го годов, когда мы хотели сбросить с себя московское иго. С переселением же русских евреев, влияние их вредно отразилось на наших евреях и мы боремся теперь со всеми евреями Польши».

Таких же взглядов на роль евреев в Польше держались местные евреи – ассимиляторы, «поляки Моисеева закона». Общееврейские вопросы мало интересовали евреев в Польше, в особенности наш вопрос. Польские евреи ближе живут к Западной Европе. Своих детей им легче было посылать за границу, чем русским евреям, и поэтому наша идея не могла встретить у них такого сочувствия, как у евреев черты оседлости, и организовать комитеты в Польше было гораздо труднее, чем в других местах России.

Остановился я в гостинице «Полония». Там я имел возможность познакомиться и близко сойтись с выдающимися писателями: Шоломом-Алейхемом, Леоном Перецом, Эльяшевым437 и др. С Шоломом-Алейхемом (Рабиновичем) я раньше был знаком. Живя с ним в одной гостинице, мы часто встречались и проводили вместе время. К нашему делу он отнесся крайне сердечно, считая, что еврейский народ должен быть вооружен высшими знаниями, что без этого оружия он погибнет.

В Варшаве, как я сказал, я познакомился и с другим выдающимся писателем Леоном Перецом. Перец приходил часто к Шолому-Алейхему, у которого собирались все видные еврейские журналисты и писатели. Очень часто бывал известный критик доктор Эльяшев, Бал-Махшовес438Бывая у Шолома Алейхема, Перец заходил к нам и мы очень с ним сблизились.

В 1915 году, во время мировой войны, мы в Лондоне узнали о смерти Переца. Мне пришлось в большом собрании в «Уайчепле» сказать о Переце несколько слов439.

Все, что возможно было сделать в России за такой короткий срок, было сделано. Грандиозная задача, которую мы себе поставили, не могла, конечно, быть выполнена в первый же год. Главное было сделано. Заложен был фундамент. В крупных городах основаны были комитеты. Последние стали составлять анкеты для оканчивающих средние учебные заведения, а также собирать средства.

Я имел в виду на обратном пути из Западной Европы побывать в Вильно (ныне Вильнюс – ред.), посетить Кавказ, а также Сибирь по этому делу. Но предварительно необходимо было узнать, что сделано и, что можно было сделать по нашему вопросу на Западе. С такими широкими планами я оставил Россию и в июне 1914 года приехал в Берлин.

Больше, чем жизнь

Союз русских евреев в Германии (1920–1935 гг.) и Тейтелевские комитеты помощи в Европе и США (1935–1962 гг.)

Русско-еврейский бивуак

Берлин между двумя войнами

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары