Яков. Воспоминания (СИ)

Есть еще кое-что, что мы не проверили сегодня. И все мои размышления привели меня к тому, что версия о виновности Сурина самая вероятная. Собственно, единственное, что мне мешало ее принять, это алиби Сурина, который в момент убийства Арины еще ехал из Ярославля. А вот ехал ли? Это нужно было проверить. Проводники его не запомнили. Но, к сожалению, это не было доказательством его отсутствия в поезде. Так что же мы не проверили? Пожалуй, только сам поезд.

— Я думаю, спать Вам сегодня не придется, — огорчил я помощника. — Вы поезжайте на станцию и раздобудьте железнодорожный табель вчерашнего дня, со всеми отменами и опозданиями. Ну, в общем, всем тем, чем славятся наши железные дороги.

— Я понял, — ответил Коробейников, поднимаясь.

Антон Андреич отсутствовал чуть более часа. За это время я успел выпить две чашки чаю и окончательно утвердился в моих подозрениях. У Сурина, и более ни у кого, был мотив убить Арину и Епифанова, и пытаться убить Егора. И мотив этот был один и тот же — ревность.

Едва рассмотрев табели движения поездов, принесенные Коробейниковым, я тут же увидел то, что и ожидал.

— Так вот оно что! — показал я помощнику свою находку. — Поезд Ярославль-Москва опоздал на полтора часа. Ну что, спросим Сурина, каким-таким волшебным образом он оказался в Затонске раньше поезда?

— Прямо сейчас? — спросил Коробейников. — Ночь на дворе, Яков Платоныч.

Но я не хотел ждать. Теперь, когда я разгадал загадку, моя усталость будто испарилась, уступив место приступу кипучей энергии.

— Придется потревожить безутешного вдовца, — ответил я Антону Андреичу, надевая пальто.

Он со вздохом последовал за мной, понимая, что споры тут бесполезны.

Еще на крыльце дома Суриных мы услышали шум драки и крики. Достав револьверы, мы вбежали в комнату. Картина, представшая нашим глазам, удивила меня безмерно. Посреди комнаты Анна Викторовна прижимала к себе Егора, стараясь его утешить. Тот плакал и был, почему-то, весь мокрый, словно облился водой с головы до ног. А в углу комнаты, кашляя и хватаясь за горло, лежал преизрядно избитый господин Сурин.

— Что тут происходит? — спросил я всех сразу.

— Каким чудом Вы здесь? — дрожащим от волнения голосом спросила Анна.

— У Сурина ложное алиби, — пояснил я ей.

Сурин лишь кашлял, сказать он ничего не пытался.

Я решил, что в управлении нам будет уютнее. Так что мы погрузились в пролетку и отправились. В управлении я велел посадить Сурина в клетку и вызвать ему врача. Заодно и Егора надо было доктору показать, ему тоже досталось.

Как объяснила мне Анна Викторовна, слегка успокоившаяся после чашки чаю, ей приснилась Арина, просившая защитить Егора. Ну, или не совсем так было все изложено, я всегда путался в этих историях о духах. Так или иначе, Анна подхватилась и побежала к Егору, помня мои слова о том, что мальчику может угрожать опасность. Егора дома она не нашла и догадалась, что он мог пойти к дому Арины. Там она его и догнала, когда он, будучи в ипостаси купца Епифанова, пытался задушить Сурина за то, что тот убил Арину. Анна облила Егора водой, и он пришел в себя. Вот и вся история.

Я уговорил Анну Викторовну поехать домой в полицейском экипаже. Она рвалась остаться с Егором, но как бы мне не было приятно ее общество, я настоял на своем, убедив ее, что смогу позаботиться о мальчике. Ей, после всех треволнений, нужен был нормальный отдых. Он нам всем был нужен. Поэтому, устроив Егора в камере, где ему уж точно ничего не грозило, я отложил допрос Сурина на утро, позволив тем самым и нам с Коробейниковым выкроить хотя бы несколько часов на сон.

Утром я допрашивал Сурина у себя в кабинете. Он все еще тер шею и демонстративно кашлял, хотя доктор уверил меня, что пострадал он не так уж сильно.

— Он сам набросился на меня в моем доме! — заявил господин Сурин, едва его привели в кабинет. — Он ненормальный, все об этом знают!

Я молча слушал его, не перебивая пока. Пусть говорит. Тем легче мне будет потом доказать, что он лжет.

— Что касается моей жены, — продолжил Сурин, — это чудовищная ложь. Ну зачем? Зачем мне было ее убивать?

— Из ревности, — ответил я ему.

— Из ревности к мальчишке?!

— Так Вы ревновали не к мальчишке, — пояснил я. — Вы ревновали к господину Епифанову, которым этот мальчишка время от времени становился.

— Да я к Епифанову даже к живому-то не ревновал! — попробовал рассмеяться Сурин. — Все-то Вы понимаете плоско и пошло, господа полицейские. Арина никогда не любила Епифанова! Она связалась с ним только ради денег.

— Но она искренне оплакивала его смерть, обнаружив тело, — сообщил я Сурину, подстегивая его ревность. — Пыталась разузнать по убийство, поэтому и расспрашивала Егора. Равнодушные люди себя так не ведут. Вы убили ее, — продолжал я, — потому что поняли: любила она все это время не Вас, а Епифанова.

— Вам меня не запутать, — заявил Сурин, — Я ее не убивал. У меня алиби!

— Нет у Вас алиби, — разочаровал я его.

— Я был в Ярославле! — начал закипать он.