Яков. Воспоминания (СИ)

Коляска, на которой приехал Серебряков, стояла возле входа на кладбище. Но на самом кладбище никого видно не было. Мы вчетвером разошлись в разные стороны в поисках следов, наперебой окликая Анну Викторовну, но ответа не было. Я изо всех сил пытался хоть что-то почувствовать, ведь удавалось же мне найти ее иногда! Да нет, всегда удавалось! Но паника захлестывала, заглушая все остальные чувства, не позволяя ни думать, ни дышать. Мне начало казаться, что я опоздал все же, что я никогда не найду, не увижу ее!

Внезапно откуда-то раздался звук, похожий на сильно приглушенный взрыв, дрогнула земля под ногами. Я обернулся и увидел, как дым валит из дверей старого склепа, в который несколько минут назад вошел Петр Миронов.

Я был ближе, чем городовые, поэтому и добежал первым. Внизу было пыльно и дымно, и не видно почти ничего. Но, судя по тому, что вход был началом коридора, склеп был не склепом, а входом в подвал старого здания, от которого над землей и следа не осталось. Осторожно, пытаясь разглядеть что-то во тьме и в дыму, я прошел по коридору, повернул за угол и при свете одинокого фонаря, чудом уцелевшего при взрыве, увидел лежащих вповалку на полу людей. Анна тоже была здесь, и в темноте я не мог различить, жива ли она.

— Анна Викторовна, — в отчаянии позвал я, — Анна Викторовна! Ну, не молчите! Что с Вами?

Она не отвечала мне, не приходила в себя. Не помня себя от ужаса я дотронулся до артерии на шее. Пульс был, слава Богу! Нужно как можно скорее унести ее отсюда! Здесь дышать нечем!

Я подхватил Анну на руки и осторожно пошел к выходу, стараясь думать лишь о том, как не споткнуться и не упасть с моей драгоценной ношей. На полпути мне встретились городовые, которых я послал вынести остальных. Сам же я выбрался на поверхность и присел на ближайшее надгробье, пытаясь понять, что с Анной, не ранена ли она. Но морозный чистый воздух мгновенно оказал свое целительное воздействие, Анна Викторовна вздохнула, закашлялась и открыла глаза.

Увидев меня она замерла на секунду, будто пытаясь понять, откуда я взялся и что здесь делаю. А потом вдруг горько разрыдалась, уткнувшись в воротник моего пальто. Ни уговоры, ни убеждения не действовали. Анна плакала, не в силах успокоиться, и лепетала что-то непонятное о том, что пыталась и не смогла.

Краем глаза я увидел, как Евграшин вывел Петра Миронова. Тот поддерживал одной рукой другую, висящую плетью, и выглядел ошеломленным, но шел сам. Увидев меня с рыдающей Анной Викторовной на руках, он, пошатываясь, подошел ближе и попытался как мог ее утешить, но все было тщетно. Анна рыдала так, что у меня сердце разрывалось.

— Яков Платоныч, — позвал меня Евграшин. — Давайте я Вас до церкви отвезу, туда и доктора можно позвать. Нам все равно инструменты нужны для Ребушинского, прикован он.

— А Серебряков? — спросил я.

Евграшин отрицательно качнул головой. Серебряков при взрыве не выжил.

Что ж, Евграшин был прав, нужно выбираться отсюда. Он помог нам всем погрузиться в коляску. Не выпуская плачущую Анну из рук, я устроился сзади, а Петра Ивановича городовой посадил на козлы рядом с собой.

К счастью, до подворья было подать рукой. Послали посыльного за доктором. Анна Викторовна к тому времени наконец перестала плакать и только дрожала сильно, прижимаясь ко мне. Я успокаивал ее, как мог, и наконец она овладела собой настолько, чтобы рассказать о случившемся.

Как ей удалось понять, Серебряков, начитавшись глупой похвальбы Ребушинского, похитил журналиста. Но добиться от него ничего не смог, естественно. И тогда он решил похитить и Анну, чтобы она рассказала ему, как икона открывает путь к кладу. Анна Викторовна хотела поехать в управление, потому что дух невесты Кудеяра предупредил ее, что тот снова замышляет убийство. Но села на подвернувшегося под руку извозчика, которым оказался Серебряков, и пришла в себя уже в подвале.

Серебряков угрозами заставил ее выдать тайну иконы, но когда он стал разбивать стену, раздался взрыв. Анна Викторовна утверждала, что видела смеющийся дух Кудеяра у него за спиной в тот момент. Не знаю, было ли это на самом деле, или ей почудилось из-за последствий взрыва, но если это сделал дух, то я был благодарен ему за то, что наказав виновного, он почти что не тронул остальных.

Вскоре приехал доктор, а вместе с ним примчался перепуганный Коробейников с целым отрядом городовых. Я отправил его на кладбище, заканчивать дела. К тому времени городовые уже привезли раскованного Ребушинского. Тот был в полном порядке, только оглох слегка от взрыва и громко жаловался на головную боль. А еще он проклинал Серебрякова, полицию и, почему-то, Анну Миронову. Хорошо, что его поместили в соседней комнате, иначе, честное слово, я бы не сдержался. Но Анна Викторовна держалась за мою руку, и отойти от нее я не смог бы себя заставить ни за что на свете.