Ну, хоть от идеи с заговором он, кажется, отказался. Или понимал, что со мной этот ход не пройдет. Но убийство тоже не слишком-то хороший вариант, особенно если они за ночь успели сфабриковать улики. Впрочем, помощь, несомненно, уже идет. Мне нужно только остаться в живых до этого времени.
Я осторожно, стараясь не нервировать целящихся в меня городовых, достал револьвер из кармана.
— И могу я полюбопытствовать, — сказал я с усмешкой, — кого же я убил?
— Князя Разумовского, — коротко ответил Уваков, забирая у меня оружие и садясь рядом со мной в пролетку. — Поехали.
Жиляев устроился на козлах, держа меня на прицеле. Как бы у него рука на кочке не дрогнула. Я все с той же усмешкой откинулся на сиденье. Значит, Разумовский. Да, там я вполне могу оказаться подозреваемым. И это плохо. Если у Увакова будут серьезные основания обвинить меня в смерти князя, то никто, включая Варфоломеева, спасти меня не сможет. Так что мне нужно во что бы то ни стало вырваться и найти настоящего убийцу. Надеюсь, Илья Петрович достаточно меня ненавидит, чтобы постараться унизить, и я окажусь в клетке, а не в камере. Если в камере, то шансов у меня почти не останется.
Мы вошли в управление. Жиляев так и продолжал идти за мной, не выпуская из рук револьвера.
— Яков Платоныч! — окликнул меня дежурный, изумленный такой картиной.
— Проходите, — подтолкнул меня в спину Жиляев, не дав ответить.
Мы зашли в мой кабинет, в котором господин Уваков, как я понимаю, вполне обжился. Мне одного взгляда хватило, чтобы понять, что мой стол был тщательно обыскан. Я быстро перебрал в памяти, какие бумаги там хранил, и сердце защемило. Вот как они вышли на доктора. В столе оставались донесения филеров. Интересно, как там Александр Францевич? Выпустили его или все еще держат под замком? Скорее второе, Элис им необходима.
— Где Элис Лоуренс? — будто отвечая моим мыслям, спросил Уваков.
Жиляев поставил стул посреди кабинета. Итак, ожидается допрос. Причем, в моем собственном кабинете, для пущей, надо думать, унизительности. Отлично, я все правильно рассчитал. Теперь нужно разозлить его посильнее, только не переборщить. Если мне что-нибудь сломают, бежать будет трудно.
Не отвечая на вопрос я небрежно прошелся по кабинету и встал перед стулом, не торопясь, впрочем, садиться. Жиляев, выведенный из себя моей медлительностью, нажав мне на плечо, поторопил.
— А что Вы делали у Гордона Брауна? — продолжил допрос Илья Петрович, поняв, очевидно, что на первый его вопрос я отвечать не собираюсь.
Ну, и на второй тоже не буду. Даже любопытно, надолго ли его хватит.
— Зачем убили князя? — спросил снова Уваков, уже заметно раздраженный и моим молчанием, и моим спокойствием.
Дурак, право. Я считал его умнее. Я провел несметное количество допросов и в совершенстве владею этими методиками. Неужели он настолько самоуверен, что думает переиграть меня на этом поле? Он еще даже допрос толком не начал, а у него уже голос звенит. Я выведу его из себя очень быстро. И тут мне на самом деле главное не торопиться. Я должен унизить его, чтобы ему захотелось унизить меня в ответ. А не доводить до ярости, потому что в этом случае он может меня убить. А я вовсе не собираюсь умирать. Меня в гостинице ждет Анна Викторовна, и я обещал ей, что мы скоро увидимся.
— Когда Вас завербовала Элис? — последовал новый вопрос, ничуть не умнее предыдущих. — Или это Вы завербовали ее?
Я отвернулся, слегка усмехнувшись, по-прежнему не произнося ни слова. В этот момент наша милая беседа была прервана. Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался полковник Трегубов. Как видно, дежурный доложил ему о моем аресте.
— Что происходит, Яков Платоныч? — спросил он меня встревоженно.
— Яков Платоныч не изволят отвечать на вопросы, — сообщил полицмейстеру Уваков, глядя на меня с презрением.
— Я требую немедленно сообщить о моем задержании полковнику Варфоломееву, — сказал я Увакову, но для ушей Трегубова. Есть крохотный шанс, что Николай Васильевич решит исполнить мою просьбу, не сообщая об этом Илье Петровичу. Очень маленький, почти не реальный, но все же есть.
— С чего бы это, Яков Платоныч? — усмехнулся победительно господин Уваков. — Вы служите по другому ведомству.
— И тем не менее, — ответил я. — Я прошу Вас, Николай Васильич, Вы должны…
— Господин полицмейстер должен выполнять мои указания, — сказал Илья Петрович, безуспешно стараясь контролировать свое раздражение. — А Вы — отвечать на мои вопросы.
— Я отказываюсь отвечать на любые вопросы, — сказал я ему, — до тех пор, пока о моем аресте не будет сообщено в Петербург.
— Вот как? — поднялся Уваков, даже побледнев от гнева. — Тогда посадите Яков Платоныча под замок. Ему необходимо время подумать.
Я смотрел на него, просто глаз отвести не мог, мысленно подталкивая его к нужному мне решению. Ну, давай, Илья Петрович! Ты же хочешь меня унизить, с грязью смешать! Давай, дорогой, действуй!
— В камеру? — спросил Жиляев.
— Нет, зачем же? — проговорил Уваков. — Господин Штольман изволит играть героя. Пусть это делает на публике. В клетку его, — добавил он, внимательно глядя мне в глаза.