Яков. Воспоминания (СИ)

Филер разбудил меня затемно, но утро уже наступало, а по гостинице разносился аромат свежей выпечки. Я тут же вспомнил, что понятия не имею, когда ел в последний раз. Так что задержался в буфете, воспользовавшись возможностью позавтракать. Проинструктировав Жука, явившегося на смену Франту, я отправился в Михайловскую усадьбу, навестить мистера Брауна.

На этот раз ворота мне открыли незамедлительно. Во дворе была суета, бегали солдаты, переносили какие-то вещи. Я подошел в помощнику Брауна, стоявшему у крыльца с дорожным саквояжем.

— Что случилось? — спросил я его с тревогой.

— Мы уезжаем отсюда, — ответил он.

Как уезжают? А почему мне не сообщили из Петербурга? И что делать мне теперь, оставаться в Затонске или следовать за Брауном, продолжая его охранять? Или решение было принято настолько скоропалительно, что полковник просто не успел прислать мне инструкции вовремя, и они сейчас в пути? Тогда понятно, почему примчался в Затонск Уваков, и с какой стати он так торопится.

— А где господин Браун? — спросил я.

— У себя, — ответил помощник с крайним неодобрением.

Я не стал выяснять у него причину столь странной реакции, а просто прошел в дом.

В кабинете мистера Брауна стоял густой дух, свойственный местам, где долго распивали алкоголь. Сам хозяин лежал на диванчике, свесив с него одну руку до самого пола. Видимо, в этой руке была бутылка, вот она, рядом валяется. Я поднял ее и взглянул на этикетку. Да, похоже, сражение с коньяком англичанин проиграл. И проспаться вряд ли успел. Вон на столе еще пустые бутылки и графины стоят. Я аккуратно поставил поднятую бутылку на стол. И в этот момент мистер Браун зашевелился, просыпаясь.

— А, мистер Штольман, — протянул он, узнавая меня. — Я рад, что Вы пришли.

— Что с Вами, мистер Браун? — спросил я его.

— Запой, — выговорил он по-русски неожиданно чисто, посмотрев на меня.

Мне было его даже жаль, если честно. Совершенно одинокий человек в чужой стране. Неудивительно, что он купился на игру Нежинской. У него в жизни ничего кроме работы и не было, ни друзей, ни родных. Даже Родины.

Мистер Браун с трудом дотянулся до стола и плеснул себе в стакан коньяку из графина.

— Хотите? — предложил он мне.

— Нет, благодарю, — ответил я.

— Напрасно, — ответил химик. — Это Вам поможет пережить то, что я хотеть Вам сказать.

— Да нет уж, — отказался я, снимая шляпу и готовясь слушать. — Как-нибудь переживу.

— Вы так думаете? — спросил Браун с горькой иронией. — Ну, как хотите.

— Так я Вас слушаю, — напомнил я ему.

— Вы мне говорить, что наблюдать за мой безопасность, — сказал Гордон Браун, ставя на стол недопитый стакан.

— Я уполномочен службой охраны Его Величества, — ответил я ему.

— Я долго думать, — произнес химик, беря мою руку и усаживая меня рядом с собой, — почему-то я доверять Вам. Понимаете, Нина Аркадьевна, my dear Нина, она есть британский шпионка.

— Это уже давно не новость, — сказал я ему.

— Она похитить у меня документы, — рассказал Браун. — Она шантажировать меня!

— Но что же она от Вас хочет? — спросил я.

— Все! — ответил он. — Она хочет знать все о мой исследований!

— Я в общих чертах знаю о Вашей работе, — сказал я Брауну. — Но Вы мне расскажите в подробностях.

— Хотите знать? — серьезно посмотрел на меня химик. — Right. Я придумать новый оружие, — поведал мне Браун, не выглядевший больше ни пьяным, ни подавленным, лишь сосредоточенным. — Это оружие будущего века.

И он рассказал мне все. Он, видимо, просто очень устал молчать и хранить все в себе, этот очень умный и очень одинокий человек. Ему нужно было выговориться. Я слушал его исповедь молча, лишь ужасаясь услышанному. Но, кажется, я не чувствовал и тысячной доли его ужаса. Он породил чудовище и понимал это. И не знал теперь, что ему делать. В чьи бы руки не попали результаты его исследований, погибнут сотни, нет, тысячи людей. Увлеченный наукой, он не думал об этом, создавая свой газ. Но теперь, когда он увидел случайно, во что его изобретение превращает человека, он не мог с этим жить. И я его понимал. Как понимал и то, что некоторые открытия просто не должны существовать.

К сожалению, я пока совершенно не знал, что с этим делать. Знал лишь одно: пока газ Брауна угрожает вырваться на свободу, спокойно спать я не смогу.

Едва я покинул Михайловскую усадьбу, как наша повозка была остановлена вооруженными городовыми. Ах, черт, все-таки выследили меня. Или, если точнее, вычислили. Хорошо хоть после разговора с Брауном, а не до. Господин Уваков с чрезвычайно довольным лицом вышел вперед.

— Господин Штольман, — сказал он. — Вы арестованы по подозрению в убийстве.

— Что? — показательно изумился я.

— Сдайте оружие, — сказал Илья Петрович.

— Да как Вы смеете, — продолжил я свой театр, надеясь вывести его из себя и добыть хоть какую-то информацию.

— Оставьте, Яков Платоныч, — сдержался Уваков. — Я обладаю особыми полномочиями. Сдайте револьвер.

Ах, как мне хочется знать, кто именно наделил его этими полномочиями. Полковник Варфоломеев за эти сведения правую руку отдаст, наверное. Но ведь не скажет Уваков ни за что, даже если и знает.