Яков. Воспоминания (СИ)

— Я знаю, — сказала Нина, поднимая бокал, и глядя мне в глаза. — За настоящих мужчин. За тебя! Я тобой горжусь.

Я взял свой бокал и отсалютовал ей. Вина не хотелось, но пить придется. Ей что-то очень нужно от меня, и я должен узнать, что именно.

— Как продвигается дело Элис? — спросила Нина Аркадьевна, когда наш ужин уже был почти завершен.

Ну вот мне и ответ, что от меня нужно госпоже Нежинской.

— Никак, — ответил я. — Я думаю, ее нет в живых.

— Есть основания? — спросила Нина встревоженно.

— Если человек пропал более, чем на неделю, — ответил я, — ничего хорошего ждать не приходится.

— Бедняжка Элис, — вздохнула Нина Аркадьевна. — Незавидная судьба. И никаких следов?

— Могу поделиться с тобой информацией, — ответил я с улыбкой, — если ты мне скажешь, зачем князю Элис.

— Он просто добрый человек, — ответила Нежинская, взглянув на меня укоризненно.

Я не выдержал и рассмеялся.

— Еще год назад я бы тебе поверил, — сказал я ей, — но… А знаешь, я думаю, что это князь расправился с Элис. Или может, ты?

— Какое ты чудовище! — сказала Нина с кокетством. — Как ты мог спать с женщиной, подозревая ее в убийстве невинной дурочки?

Я промолчал, ответив ей лишь широкой улыбкой. Пусть останется в неведении о том, что я и вовсе не понимаю сейчас, как я вообще мог это делать.

— За тебя, мое чудовище! — подняла бокал Нина.

Всегда говорил, что молчание самое лучшее оружие в войне с женщиной. Она сама все прекрасно додумает за тебя. Вот и сейчас этот способ меня не подвел. Не знаю уж, как трактовала Нина Аркадьевна мою улыбку, но, судя по всему, ей трактовка понравилась. Отлично! Мы еще поболтали немного, и я распрощался, сославшись на дела. Дела у меня и в самом деле были. Но тем не менее, я решил отправиться домой и лечь спать. Нужно дать отдых голове, иначе я вовсе перестану соображать от усталости.

Утром, когда я пришел в управление, мне на глаза попался Евграшин, дежурящий сегодня. В голову пришло внезапно, что я еще не использовал все источники информации.

— Евграшин, — позвал я его, — ты ведь давно в полиции служишь?

— Так уже пятый год пошел, — с готовностью ответил городовой.

— Скажи, — спросил я, — не помнишь ли ты никого по кличке Писарь?

— Отчего ж не помнить? — сказал Евграшин. — Помню. Он проходил по делу о подделке векселей еще у следователя Изварина. Кондратьев его фамилия. Его сестра потом вышла замуж за Кулагина, Матвея Никитича.

— Городского голову? — не поверил я своим ушам.

— За него, — подтвердил городовой, — но тогда он головой еще не был. Из купцов они. Чем только не торговали.

— То есть получатся, что вдова Кулагина Вера, — переспросил я еще раз, — это сестра этого Писаря?

— Дело-то житейское, — ответил Евграшин. — Последний раз в суде этого Писаря вроде как даже и оправдали.

— И где он сейчас? — спросил я на всякий случай.

— Не могу знать, Ваше высокоблагородие, — ответил городовой. — Может, господин Изварин знает?

— Помог ты мне, — улыбнулся я Евграшину, — спасибо.

— Рад стараться, Яков Платонович, — вытянулся во фрунт городовой, явно довольный моей похвалой.

Господин Изварин, разумеется, знает, где Кондратьев. Только ведь не скажет, вот беда. Теперь мне все стало ясно. Вера, узнав о бумагах, которые собрал Матвей, спрятала их, чтобы уберечь брата. Убийца, скорее всего, шел за бумагами, возможно даже и не собираясь убивать. Но Матвей Кулагин проявил несговорчивость, а бумаг не было. И результатом стал труп городского головы, решившего проявить принципиальность. Но где же бумаги?

— Изварин утверждает, — сообщил Коробейников, едва я вошел в кабинет, — что посыльного отправлял за доктором Милцем, но того не смогли найти.

— А вот доктор Милц утверждает, — ответил я, — что он просидел всю ночь в больнице, и никакого посыльного не было.

— Вы были правы, — сказал Антон Андреич, — дело действительно очень странное. Изварин на другие вопросы отвечал очень уклончиво и вел себя крайне недружелюбно.

— Я Вам больше скажу, — рассказал я ему то, что узнал от Филюрина, — за полчаса до того, как Изварин прибыл на место преступления с нарядом городовых, он уже заходил в дом к Кулагиным, пробыл там буквально три минуты и сразу вышел.

— А как же это удалось узнать? — изумился Коробейников.

— Некий герой-любовник просидел на крыше тогда всю ночь, спасаясь от ревнивого мужа, — пояснил я. — Он и видел.

— Вот так пассаж, — ухмыльнулся Коробейников.

— Так Вы мне другое скажите, — спросил я его, — Вам не знаком некий персонаж по кличке Писарь?

— Нет, — сказал Антон Андреич после недолгой задумчивости.

— Евграшин вспомнил, это некто Кондратьев, — пояснил я, — подделка ассигнаций, векселей, документов.

— Нет-нет, — ответил Коробейников. — Я никак с ним не сталкивался.

— Хорошо, — кивнул я. — Вы поднимите тогда в судебном архиве все документы по этому делу.

— Да, разумеется, — стал собираться Антон Андреич. — А что именно искать?

— Да все, что можно, — ответил я ему. — Судебное решение, кто выносил приговоры, кто был обвинителем…

— А кто был обвинителем, я Вам и так скажу, — перебил меня Коробейников. — У нас почитай уже лет пять прокурорствует Персианов.