Яков. Воспоминания (СИ)

Мимо нас городовые провели Сеславина, за ними следовал Коробейников. Увидев меня в столь неожиданной компании, он приостановился в ожидании.

— Антон Андреич, идите в пролетку, — сказал я, — а я закончу с господином Ребушинским и присоединюсь.

Коробейников кивнул и вышел. А я взглянул на Ребушинского. Тот стоял важный и довольный, уверенный в собственной победе.

— Так что? — спросил он меня, едва не лопаясь от самодовольства.

— Любезный, — окликнул я дежурного, — отправьте господина журналиста в арестантскую.

— За что?! — возмутился Ребушинский.

— За подкуп должностного лица, — ответил я ему.

— Яков Платоныч, но Вы меня не так поняли! — закричал Ребушинский, влекомый городовым в камеру без лишней обходительности.

Я вышел, не слушая его криков. Жаль, при нашем разговоре свидетелей не было. Можно было бы и дело завести. Но хоть посидит немного, авось, станет понятливее.

В гостинице, в номере, в котором произошло убийство я поставил Сеславина лицом к лицу с Евграшиным, который был ближе всего по росту к погибшему Андрэ.

— Господин Сеславин, — попросил я, подавая ему свернутый трубочкой лист бумаги, — представьте, что это нож. Нанесите удар, ударьте этого господина в грудь. Покажите, как бы Вы это сделали.

— Зачем? — возмутился Сеславин. — Я не буду этого делать, я никого не убивал.

— Ну, так тем более, — улыбнулся я ему со всем для меня возможным дружелюбием. — Это и докажет Вашу невиновность! Следственный эксперимент проводится.

Сеславин пожал плечами с раздражением, сложил бумагу поудобнее и изобразил, как бьет Евграшина в грудь ножом. Видимо, Виктор Иванович посоветовал ему поменьше со мной спорить. Спасибо Вам, господин адвокат. Благодаря своей сговорчивости, Ваш клиент только что себя оправдал, кажется.

— А Вы разве не левша? — спросил я Сеславина, державшего бумажный нож в правой руке. — Я же видел, как Вы писали левой рукой.

— Я амбидекстер, — ответил он. — Только бил я сейчас правой.

— В равной степени владеете правой и левой рукой? — уточнил я.

— Да, — кивнул Сеславин.

— Можете возвращаться к себе в номер, господин Сеславин, — сказал я ему. — Вы свободны. Из города только до окончания следствия не уезжать.

Сеславин молча вышел, не благодаря, но и не возмущаясь. И на том спасибо.

— Если бы Сеславин был преступником, — пояснял я Коробейникову по возвращении в управление, — он бы взял воображаемый нож в левую руку, чтобы ввести нас в заблуждение, ведь удары были нанесены явно правшой.

— Но ведь он не знал, — продолжил мою мысль Антон Андреич, — что Андрэ был убит правой рукой.

— Ну конечно не знал, — ответил я раздраженно. — Он не убийца. К тому же, судя по направлению нанесенных ударов, убийца был невысокого роста.

— А нож? — спросил Коробейников. — Нож ведь у Сеславина?

— Доктор Милц не нашел на ноже никаких, даже малейших следов крови, — сказал я. — К тому же, лезвие чуть шире, чем порезы на теле Андрэ.

— Что касается портье, он спал ночью, — продолжил мой помощник размышлять вслух, — и соответственно, Сеславин мог запросто пройти к мадам незамеченным.

— Да нет, — отмахнулся я, — ночью он был в борделе. Решил, видно, самостоятельно найти себе спутницу на время пребывания в Затонске.

— А такие сведения откуда? — заинтересовался Коробейников.

— Я вчера заходил в бордель, — пояснил я ему.

— Вот оно что! — понял Антон Андреич. — И как?

Я посмотрел на него с некоторым изумлением. Это он серьезно или снова шутит в попытке меня развеселить? Так за такую шутку я ведь могу…

— То есть, я хотел сказать, — зачастил Коробейников, правильно истолковав мой взгляд, — он нашел то, что искал?

— Да нет, — ответил я, считая инцидент исчерпанным, — все девушки показались ему слишком вульгарными по сравнению с его идеалом.

Дверь вдруг отворилась, и на пороге возникла Анна Викторовна. Вот и мой идеал пожаловал. Ее и сравнить не с кем, она лучшая. А если быть точным, единственная. Невероятно красивая и такая же невероятно далекая. Как же я соскучился по ней, просто невероятно.

— Добрый день, — сказала Анна Викторовна, — не помешаю?

Сегодня в ее голосе не было обычной радости. Видно, она долго пыталась избежать этого визита, не желая видеть меня вновь, но мир духов оказался настойчив.

— Да нет, — ответил я со вздохом, — Вы проходите.

Как же у меня болит сердце при взгляде на нее. Неужели ничего нельзя изменить? Может, рвануться все-таки, выставить сейчас Коробейникова под любым предлогом и попробовать поговорить еще раз?

И что я скажу? Ничего ведь не изменилось. Да и не станет Анна меня слушать больше. Она ведь сказала тогда, чтоб я не беспокоил ее до тех пор, пока не смогу сказать все. А когда я смогу? И смогу ли хоть когда-нибудь?

И не важно, могу ли я без нее жить. Нужно жить, долг велит. Зато сейчас я могу хотя бы смотреть на нее, впервые с той нашей ссоры. И пусть от этого нестерпимо больно, я все равно не могу отвести от нее глаз. Ведь только так я чувствую себя живым.

— Анна Викторовна, здравствуйте, — приветствовал ее Коробейников. — Давненько Вы к нам не заходили. Совсем забыли нас.

— Не справляетесь без меня? — улыбнулась ему Анна.