Яков. Воспоминания (СИ)

Подбежавший дежурный городовой увлек Ульяну за собой, явно стараясь быть почтительным и не проявить грубости. Анна Викторовна рванулась было за ней, но тут же вернулась ко мне. Я ждал. Я уже заметил выражение ее лица, когда сказал Ульяне, что задерживаю ее. Сейчас мы снова поссоримся. И я ничего не могу в этом изменить. Попытаюсь, разумеется. Но Анна в гневе вряд ли станет слушать мои объяснения. Как же я устал от ссор.

— Вы с ума сошли? — накинулась она на меня. — Какие у Вас основания для этого?

Внезапно я почувствовал гнев. Сколько раз это уже было? Она никогда и ни в чем мне не доверяет, ни как профессионалу, ни как человеку. И не стану я ничего объяснять! Не с чего ей меня отчитывать, я делаю свою работу, а указывать мне может только мое начальство.

— Посидит — станет покладистей, — ответил я сердито.

— Знаете, я не узнаю Вас, Яков Платоныч, — сказала Анна Викторовна с каким-то странным, едва ли не презрительным выражением лица.

Видимо, ее бесконечно удивляло мое жестокосердие по отношению к бедной девушке. Только вот совершено два убийства! И у меня нет времени проявлять милосердие. Анне Викторовне стоило бы вспомнить историю с Уллой Тонкуте. Тогда она тоже обвиняла меня в жестокости, извинялась потом.

— Она что-то знает, — жестко сказал я, — только говорить не хочет. И вообще, надоела мне эта семейка.

— Это я уговорила ее сюда прийти, — сказала Анна, — и обещала, что Вы во всем разберетесь.

— Так я и разберусь, — твердо пообещал я ей. — Благодарю за содействие, дальше я сам.

— Яков Платоныч, — отвлек меня подошедший полицмейстер, — на минуточку.

Только вспомнил, что у меня начальство есть, так вот оно, тут как тут! И, судя по мрачному выражению лица, сильно мною недовольно.

— На этот раз, Яков Платоныч, — сказал господин Трегубов, когда мы отошли в сторону, — Вы превзошли себя.

— Благодарю, — резко ответил я ему, делая вид, что не замечаю начальственного гнева.

Я сам не очень-то спокоен сейчас.

— Арестовали всю семью Зуевых, — продолжал полицмейстер, — включая прислугу.

— У каждого из них был повод желать смерти мадам Де Бо, — объяснил я. — Остается узнать, кто именно убийца. Этим я и занимаюсь.

Вернее занимался бы! Если бы меня не отвлекали каждую минуту!

— А Ребушинского? — продолжил возмущаться Николай Васильевич. — Ребушинского за что арестовали? Он-то в чем провинился?

Черт, я совсем забыл про журналиста! Хотел выпустить его, когда вернусь из гостиницы, и забыл.

— Господин Ребушинский, — сказал я, — своим вмешательством ставит под угрозу все следствие и собирается придать огласке секретные сведения.

Краем глаза я увидел, как Анна Викторовна вдруг шарахнулась испуганно, будто привидение увидела. Впрочем, почему будто? Судя по бледности и испуганным глазам, именно это она и увидела. А кто сказал, что в управлении полиции не может явиться призрак?

Я внимательно посмотрел на Анну. Кажется, обошлось, обморока не будет. Я все равно хотел подойти, но меня остановил наш полицмейстер.

— Доложите план Ваших действий, — велел он мне.

Анна Викторовна, видимо, заметила, что я взволновался, и послала мне успокаивающий взгляд. Если бы ей стало плохо, я бы пренебрег разозленным начальством. Но раз она в порядке…

— Опрашиваем подозреваемых, — ответил я Трегубову. — Еще пару дней, и они дадут признание, но пока они должны быть под арестом.

— Два дня! — сообщил мне полицмейсте., — Даю Вам всего лишь два дня! И Ребушинского отпустите. И это не просьба, это приказ.

Он не уходил до тех пор, пока я не приказал привести Ребушинского. Не хотелось мне сейчас тратить время на этого писаку, но деваться было некуда.

— Господин Ребушинский, — сказал я журналисту, когда дежурный доставил его из камеры, — у меня с мелкими шантажистами разговор короткий.

— Так я ведь это… — залепетал Ребушинский, вытирая обильно выступающий от страха пот.

— В данном случае, — продолжил я его пугать, чтоб неповадно было, — Вы попытались раскрыть сведения, являющиеся государственной тайной, касающиеся секретных действий полиции.

Ребушинский побледнел и в ужасе зажал себе рот. Господи, что я несу? А он ведь верит, идиот.

— И Вы хоть сами понимаете, чем это грозит? — мрачно вопросил я его.

Тем более мрачно, что мимо нас, видимо, устав ждать, пока я найду время с нею доругаться, только что прошла к выходу Анна Викторовна.

— Государственная измена! — злобно улыбнулся я Ребушинскому.

Он ахнул в ужасе и вспотел еще сильнее. Как бы не растаял вовсе. Впрочем, невелика будет потеря.

— Но я всегда готов к сотрудничеству, — я сделал вид, что сменил гнев на милость. — Давайте, рассказывайте, что Вам известно о мадам Де Бо.

— Мадам, — проговорил Ребушинский все еще испуганно, — обещала мне раскрыть имя господина, который купил у нее горничную.

— Это нам известно, — ответил я. — Дальше.

— Дальше я стал следить за семейкой Зуевых, — поведал журналист. — И вот как-то однажды я заметил, что счетовод Зуева и его горничная, у них такие, особые отношения, нежные.

— Счетовод? — задумчиво произнес я.