Яков. Воспоминания (СИ)

Поднялась суматоха. Подскочили все Мироновы, торопясь перенести Анну на диван и только мешая друг другу. Лез всем под руки Ребушинский, видимо, пытаясь запомнить как можно больше для очередной своей статейки. Перепуганная баронесса пыталась утешать сестру, но та, забыв о всяких глупых сеансах, старалась подойти, чтобы помочь Анне. Мне едва удалось распихать гостей, чтобы помочь Виктору Ивановичу переложить Анну на софу. Ее рука, которой я коснулся, была совершенно ледяной, и в сознание она пока не приходила.

А в следующий момент неразбериха этого вечера не только продолжилась, но и усугубилась. В комнату вбежала дочь баронессы, Каролина и, рыдая, бросилась к матери. Сквозь слезы она кричала что-то неразборчивое, путая немецкие и русские слова, но я отчетливо разобрал слово «кровь».

Оставив Анну на попечение родных и Дарьи Павловны, я подошел к барышне и заговорил с нею по-немецки, пытаясь выяснить, что ее так напугало, и о какой крови она говорит. Мой спокойный голос, а пуще того, звуки родного для нее языка слегка успокоили Каролину, и я смог разобрать, что она хочет сказать. Услышанное меня поразило. Кажется, этот вечер будет просто полон неожиданностей.

— Яков Платоныч! — не выдержал Иван Кузьмич. — Да переведите же!

— Говорит, мертвая девушка возле конюшни, — объяснил я полицмейстеру.

— Так, господа! Прошу оставаться на местах! — решительно произнес наш полицмейстер. — Никому не уходить из дома, пока я не разрешу.

Хорошо, что он здесь сегодня. Если там и вправду труп, то я смогу нормально работать, а удерживание на месте перепуганных людей падет на плечи нашего доброго господина Артюхина.

— Яков Платоныч, — распорядился Иван Кузьмич, — берите девицу и за мной.

— Я пойду с дочерью, — заявила баронесса, прижимая к себе все еще рыдающую Каролину.

— Я с Вами! — рванулся вслед Ребушинский в надежде оказаться на месте преступления одним из первых.

Но не тут-то было. Наш Иван Кузьмич был добрейшей души человеком, но, когда надо, вполне мог проявить твердость. И прессу, в лице господина Ребушинского, любил не больше меня.

— Сидеть здесь, — приказал он журналисту твердо.

И тот, не смея возражать, немедленно опустился на стул.

Мы вышли на темный двор и прошли в конюшню. Каролина заходила неохотно, с опаской. Дойдя до дверного проема, заглянула, но внутрь не пошла. Показала рукой — там, мол.

Подняв фонарь, я прошел вглубь сарая, в ту часть, где был сеновал. Иван Кузьмич проследовал за мной. Зрелище, открывшееся нашим глазам, вполне могло довести до истерики не только впечатлительную барышню. На полу конюшни лежал труп девушки, крестьянки. Горло жертвы было перерезано. А само тело было расположено так, чтобы кровь могла вытекать из раны. Жертва была бледна даже для трупа. Обескровлена. Бескровная жертва?

Иван Кузьмич наклонился, чтобы повнимательнее все осмотреть. А я спросил Каролину:

— Как вы обнаружили труп?

Она уже слегка успокоилась, но все еще цеплялась за мать.

— Мы тут смотреть на конь. — ответила она на ломаном русском языке.

— Мы? — уточнил я. — Вы что, были не одна?

— С Михаил, конюх.

— А где же конюх?

-Я побежать от испуг, — попыталась объяснить Каролина, — он побежать за мной, и…

— Он что, гнался за Вами? — перебил я ее.

— Нет, он бежать и кричать: «Стой, стой».

На мой взгляд, именно это и называется гнаться. Полагаю, дело в языковом барьере. Или в ее волнении. Но не важно. Нужно найти этого конюха, и поскорее.

— Возвращайтесь домой, — сказал я обеим дамам, — а завтра я с Вами поговорю.

Они послушно пошли в дом. А я отправил слугу с запиской к Коробейникову, веля тому прибыть немедля в поместье. И привезти с собой фотоаппарат и все прочее, необходимое мне для следствия. А также захватить доктора Милца. Ну и наряд городовых, разумеется. А пока мы с Иваном Кузьмичом вдвоем остались охранять место преступления, попутно его осматривая.

Через малое время прибыли Коробейников с городовыми и доктор Милц. И закрутилось нормальная полицейская процедура расследования убийства. Для освещения места преступления добыли дополнительные фонари. Антон Андреевич, поднаторевший под моим руководством в фотографии, делал снимки, доктор осматривал тело жертвы. А я еще раз оглядывал конюшню, пытаясь представить себе, как все произошло.

— Странная композиция, — поделился я своими впечатлениями. — Кровь стекала в какой-то сосуд, который убийца забрал с собой.

— Господа, а вы обратили внимание, что на виске у жертвы рана? — спросил доктор Милц. — Собственно, от нее она и скончалась. Это говорит о том, что ее убили не здесь. Убили там, где мы с вами нашли пятна крови, и уже потом мертвую приволокли вот сюда, подвесили и перерезали горло.

— Яков Платоныч! — обратился ко мне Иван Кузьмич. — Только у меня в голове вертится эта мысль, или она Вас тоже посещает?

Разумеется, я сразу понял, что за «эту мысль» имеет в виду наш полицмейстер.

— Разумеется, я тоже об этом думаю, — ответил я ему, — таких совпадений не бывает. Но странно было бы обвинять баронессу лишь в том, что она рассказала эту легенду.

— Да… — протянул Иван Кузьмич. — Вот такая легенда.