Якутские мифы - Саха θс-номохторо

«Мне теперь не житье, отец вытянет душу. Должна же я знать, от кого я так терплю. Хоть в этом сознании буду иметь малое утешение. Уезжай, сообщив мне свое имя!»

«Я — сын верхних (небесных) демонов, младший и любимый сын “Имеющего конный скот вороной масти”, имя мое — Одургаччылаах. По утрам и вечерам отроки-воины, подобные вольным журавлям, поднявшись в пору жгучих морозов на высокие светлые холмы, распевали песни о тебе. Эхо их голосов, похожее на звон меднозвучных бубенцов, донеслось до вершины небес и запало в мой мозг. Потому-то ради твоего громкого имени и славимой красоты спустился я на землю. Про мои деяния скрывать тебе не следует. Обо всем, что случилось, расскажи почтенному отцу-повелителю. Он не причинит тебе вреда. Я высокопочтимых людей потомок, сановитых людей отпрыск. Делаю визит зятя, тот, кто вправе был сделать. А теперь прощай!»

Сказав так, он стал садиться на коня и исчез в тот же миг.

Отцу показалось, что рассказ дочери был искренен и правдив.

«Да, все это могло и быть. И если, как говоришь ты, родится сын с родимым пятном на указанном месте, то я не трону тебя и пальцем. Но если в поисках мужчины ты соединилась с каким-нибудь охотником иль рыбаком и родишь ребенка не описанных тобою примет, тогда бойся меня!»

И с тех пор, не коря и не порицая дочь, он стал выжидать времени ее родов.

В урочный момент она принесла мальчика с темным родимым пятном на правой лопатке, которое было похоже на прилепленный лист березы. Старик, говорят, был чрезвычайно рад.

«Разве кто из смертных мог бы прикоснуться к моей дочери! Значит, правда, что навестил ее тот самый, сын верхних…»

С любовью и заботой они воспитали ребенка. Согласно желанию его небесного отца, дали ему имя — Аба-Уос-Джоргоо. Рассказывают, вышел из него прекрасный муж.

Местожительство Идэльги-Боотура было в елани под названием Ньуоргаайы, в ее западной оконечности. Сам Идэльги уже постарел и потерял свежесть своих сил.

В эту пору он однажды пришел на поляну, которая была на южной стороне обитаемой им елани, и, желая проверить свою удаль, прошелся поперек той поляны прыжками ыстанга. Ширину поляны он покрыл девятнадцатью прыжками. Возвратившись домой, он подозвал к себе внука и брата Джегин-Удугуя и держал перед ними такую речь:

«Детушки мои! Оказывается, я уже постарел и потерял свою резвость. Отныне, по-видимому, предстоит мне жалкая участь — не справляться даже с делом естественной надобности. Бывало, в старину, в пору моей зрелости и полноты сил, южную, знаете, поляну нашей елани покрывал поперек девятью прыжками. А вот сегодня едва прошел девятнадцатью.

Подобно дрянным и жалким людям не желаю я умирать, дойдя до изнеможения и валяясь в своей собственной нечисти! Мое заветное желание, чтобы вы теперь же покончили мои счеты с жизнью!»

Тогда же он созвал всю свою родню и устроил богатое угощение. Ели и пили вдоволь. Вели самые заветные и задушевные беседы. В заключение, высказав свои предсмертные слова и желания, он простился со всей родней, людьми и родною страною.

А могильная яма уже была готова. Говорят, Идэльги приказал оседлать своего коня и от дома до могилы проехал верхом с видом человека, отправляющегося в дальний путь. У самого края могильной ямы он стал на колени. Внук и брат развязали тетиву с его лука и, обернув ее вокруг его шеи, начали тянуть в обе стороны из всех сил. Рассказывают, Идэльги, падая на землю, успел лишь сказать:

«О, как прекрасны свет и сияние моего белого солнышка!»

Похоронили покойника, а коня его тут же закололи для угощения собравшегося на тризну народа.

Со слов Дмитрия Даниловича Таяхова, 71 года, наслег Чалга Мегинского улуса. Записал И.И. Сергеев в декабре 1923 г. [Ксенофонтов, 1977, с. 11–15].

95. Ставшая злым духом, причиняющим глазные болезни

По рассказам, во II Бетюнском наслеге Намского района в материнском роде Чакы родилась и жила безбровая, румяная женщина. Слава о ней разнеслась по всей земле, имя ее прогремело в каждом улусе. На родной стороне не встретился ей равный, в дальних странах не нашлось ей пары. Прославилась она безмерно, возвеличилась как неповторимая.

Это, по предположениям, случилось в то время, когда в Якутию впервые пришли русские, в самом начале распространения тройного гнета.