Якутские мифы - Саха θс-номохторо

Придя, он сразу выпил девять приготовленных кадок кумыса и спросил: «Где же твой луг?» Когда ему указали на один широкий луг, человек прошел туда и стал косить, кружась подобно вихрю, поблескивая [косой], взлетающей вверх. Когда кончил косить траву ко времени четвертого удоя коров, только и стало доноситься, как он начал валить островки лиственниц на берегу Амга. Кутуйах Баай говорит: «Да что это за напасть, погубил деревья, останови своего человека». Шаман сказал: «Если ты меня заставляешь остановить его, находи же скорее веревку — сэлэ». Нашли ему сэлэ. Шаман заарканил того человека и сразу же веревку обвил вокруг лиственницы. И вот тогда Хоной с перепугу начал биться так, что сэлэ врезалась в белый ствол лиственницы до красного слоя, и вскрикнул: «О маталах, маталах!» Вот почему в устье Амги и есть знаменитая широкая луговина, называемая Маталах Хочото (Долина Маталах). Пни от срезанных им елей-деревьев, говорят, стояли до недавнего времени. С той поры, как он косил, та луговина до такой степени лишилась травы, что не замахнешься и кривой косой.

Через трое суток спускается девушка Кынай с граблями. Спустилась она к восходу солнца. На тюсюлгэ она выпила те девять кожаных кадок кумыса. Шаман указал ей на сено, которое она должна была сгрести, говоря: «Вот там находится». Девушка, покушав, пошла и все то, что накосил тот парень, и сено, и деревья, скрутила вихрем в одну кучу.

Поев это сено, скот Кутуйах Баайя отощал и пал, говорят.

II

Кутуйах Баай имел, оказывается, обыкновение сечь розгами каждого кузнеца, говоря: «Сделай мне такой острый нож, который, если положить его на кровяную колбасу, то сам резал бы ее». Так как они не могли сделать, то и подвергались порке.

Тот самый шаман советует одному кузнецу: «Стачивая напильником все, какие есть, железки на моем костюме, возьми от них опилки». Кузнец, стачивая все разные причудливые железки шаманского костюма, собирает опилки в берестяной кузовок. Затем [шаман] говорит: «Отломи острые концы девяти копий и положи их к опилкам, затем положи [к опилкам] железо от острых концов девяти пальм, и все это вместе расплавь. К этому тоже прибавь [частицы] от всех своих кузнечных принадлежностей! Сделав гвоздильню с девятью отверстиями, вылей в нее сплав. Затем, отточив напильником, закали в крови». Кузнец, придерживаясь всех этих советов, делает нож, закаливает в крови, остро натачивает бруском и относит.

Кутуйах Баай сварил толстую кишку откормленного быка толщиною в руку, вынув [из котла], положил в деревянную тарелку и сказал: «Ну-ка, дай твой хваленый нож, попробуем положить его». Когда кузнец передал нож, он положил его на колбасу. Нож, как только положили его на кровяную колбасу в тарелке, сразу разрезал ее. «Наконец-то, попался мне в руки саморежущий нож, вот это значит знаменитый кузнец», — сказал он.

О смерти Кутуйах Баайа рассказывают всяко. Одни говорят, что, когда нож сам перерезал колбасу, и горячая кровь из нее брызнула в лицо, тогда он той рукой, в которой находился нож, желая вытереть лицо, перерезал себе горло; другие говорят, будто нож, который он воткнул в верхнюю полку, упав, перерезал ему горло, или будто бы он отрезал себе голову, брея бороду.

Таким образом, причиной гибели Кутуйах Баайя послужил дух кровожадности ножа — так рассказывают.

Со слов И.С. Скрыбыкина, Соморсунский наслег Амгинского района. Записал Е.И. Говоров в апреле 1940 г. [ИПРЯ, ч. 2, с. 151–153].

103. Бугуйас, Быгык Хантаха и Кутаахаан (Суд Дьылга-хана)

Говорят, что Бугуйас[73] был средним сыном старухи Кютюр. Бугуйас имел семь сыновей. Их звали: Оххон, Бюлтэс, Чолур, Чыппа, Хасха, Хаанньас[74], Кутаахаан. Бугуйас имел, говорят, много лошадей и коров. Из этого скота [некоторое количество] у них [не раз] насильно угонял к себе старик Бадыам со своим сыном Быгык Хантаха[75].

По этой причине Бугуйас и Бадыам долгое время жили во вражде. К тому времени старик Бадыам начал дряхлеть, сын же его Быгык Хантаха не переставал воровать и грабить.

Тогда старик Бугуйас, чтобы помириться с родом Бадыама (букв.: с Бадыамами), устроил ысыах и позвал туда Быгык Хантаха. Ысыах устроили на западной стороне местности Эрбэсин. Быгык Хантаха на ысыах приехал верхом на молочно-белом коне. В те времена, говорят, на таком коне ездили, когда мирились с врагами, а на войну ездили на коне кроваво-гнедой масти. Ысыах очень удачно начался в то время, когда земля покрылась зеленью, все живое, способное двигаться, стало размножаться. На этом ысыахе Бугуйас с Быгык Хантаха помирились. При этом примирении Бугуйас и Быгык Хантаха помазали кровью пальцев старый конский череп, подвешенный к деревянному столбу, стоявшему на середине поляны, и обменялись твердыми словами: «Если повернемся друг к другу — пусть вывихнутся наши вертлюги; если оглянемся друг на друга — пусть расколются шейные позвонки».