Якутские рассказы

Располагалась гауптвахта, в бывшей пересыльной женской тюрьме. Располагалась, прямо, в массиве города, среди пятиэтажек. Истомина посадили в одиночную камеру.

Не в пример «холодильнику», жарища тут стояла адская. Воздух был затхлым и очень влажным. Неисправное паровое отопление, — что еще сказать. На работы, как подследственного, Саньку не выводили. От нечего делать, рассматривал рисунки, оставленные, когда-то, страдавшими здесь женщинами. Рисунки оказались классными, необычными. На цинковом столе, был выцарапан парусник с разорванными парусами. А внизу — надпись: «Прощай, мамочка! Прости меня!..». И «настенная живопись» трогала сердце своей надрывной тоской. Да уж, теперь-то парень понимал, что значит, потерять свободу!..

Ближе к вечеру, от нервного перевозбуждения, стал орать песни. А потом, и колотиться в железную дверь. Камеры охраняли курсанты, — будущие офицеры. Это тебе не простой солдат, который чужую боль, близко к сердцу может принять!..

— Что нужно-то, воин?

— На душе тяжело.

— А мне какое дело? Заслужил, — сиди.

Санька застучал сильнее.

— Тебя бросить к дембелям, молодой?

— Уж лучше быть с кем-то, чем одному!

Короче, перевели в общую камеру.

Нары — в один ряд. Человек пятнадцать сидит. Сидит, — аж по 20 суток. До Истомина, никому не было дела. И никто его не тронул.

Парень завалился спать. А проснулся, от страшного зуда в паху. Что такое? Неужели вши?.. Так оно и есть! Педикулёзом, в два счета, заразился!..

Стал стучать в дверь.

— Что надо?

— Начкара позови!

— Ишь ты, начкара! Караул скоро сменится, тогда и обратишься.

А было уже утро. Караул меняется через сутки. Заключенных выстраивают для переклички. В это время, Санька и обратился к капитану.

— Товарищ капитан! Жарко. Вошь заела! Помыться можно?

Капитан, изучающе, глянул на Истомина.

— Глаза умные. Что ж ты, тут делаешь? А, рядовой?

— Взяли ни за что. Вины нет. Ну, можно помыться!

— Ладно. В подвале есть душ. Охриенко, — сопроводить!..

В подвале, была настоящая парилка. Невыносимая жара. Вода в душе, оказалась только горячей. Дак Санёк, этим кипятком, и ошпаривал вшей. Понятно, что ощущения оказались не самыми приятными.

.Через двое суток, его, опять, перевели в одиночку. Днём, на прогулке, «зэка» увидала с балкона, сердобольная бабка. «Ах вы, ироды! За что солдатика-то?!». И бросила бедолаге пачуху «Примы». А наутро, в автозаке, парня повезли в военную прокуратуру.

Допрос вёл, тоже капитан. Как оказалось, — тип весьма неприятный и злой. Выпытывал, в принципе, что и Кукуев. Вопросы задавал резко, безаппеляционно:

Участвовал ли в краже; кто были соучастники? Сколько человек; сколько и чего взяли? Как совершали кражу, кто зачинщик, и тому подобное.

Истомин ни в чем не сознавался: дескать, выпил, уснул, ничего не знает. То есть, полностью отказывался от каких-либо показаний.

Тогда, следователь приказал:

— Встать к стенке! Руки за голову!..

Подошел сзади и, неожиданно,. ударил по

почкам.

— Больно ведь, товарищ капитан!

— Не оборачиваться!

И снова, — мощный удар.

Парень застонал от боли. Однако так и стоял на своём.

Не добившись ничего, следак отправил «бойца», обратно, в тюрьму...

Через несколько дней, допрос, с избиением, повторился.

Но на этот раз, к вопросам добавились угрозы.

— Был дневальным, значит?.. Да тебя, только за сокрытие преступления припечем! И за соучастие, заодним!.. Короче, уголовка светит! Так будешь говорить?!

— Не виноват я ни в чем!.. Выпил, уснул; дальше ничего не помню.

— Ну, и сучонок!.. В общем, пеняй на себя. Дисбат-то, точно обеспечен!

— И что теперь делать?

— Сам смекай. Всего два «куска», и с тебя, — взятки гладки.

— У меня мать больная. Денег нет.

— Подумай на досуге. А иначе, не завидую участи.

Но Санька, на сделку не пошел. И так, и ни в чем не сознался.

.Ближе к Новому году, арестанта вынуждены были отпустить. Приехала машина и забрала его в часть.

В «Зелёной», вскоре, состоялся показательный суд. Истомину, всё ж таки, закатили полгода «условно». Воровайко, не «давшему» тоже ничего, впаяли два года дисбата. Доулбаев и Задери-нога отделались условными сроками. И только потому, что один выложил за свободу три тысячи, а второй — аж пять. Их преступления квалифицировали,. как «непредумышленное соучастие».

Напрашивается вывод. Украдено было, всего 6 коробок злосчастного фарша. Тогда как съедено, вообще, 9 банок. Теперь, посмотрим на «компенсацию ущерба». Сколько нахапали до «воров», на них, видать, и списали. Но самое поразительное, — это выкуп за желанную свободу. Одна банка стоила примерно 40 копеек. А съели-то, от силы десять. Выкуп же составил 8 тысяч рублей!! Согласитесь, крайне неадекватная «компенсация»! Ни много, ни мало, — аж в две тысячи раз!! Это ж, до какой супернаглости нужно докатиться, однако!.. А безгласные солдатики еще рады были, что «легко отделались». Но то, что до конца дней не забудут долбанный фарш, — вопросов тут, понятно, нет никаких.