Йалка

Я смотрел на сцену, но все мое внимание было в правом плече, которого касалась Натали, шепча мне в ухо сплетни. Не знаю, как я смог проникнуться игрой Вениамина. А может, не смог? Натали все шептала и шептала. Вениамин после курса Кирилла Медвога ушел из Театра Горького в независимый маленький театрик, стал участвовать в экспериментальных постановках, снимать странные короткометражки, и даже выигрывал с ними конкурсы, и даже ездил в Германию, и даже что-то еще… Я понял – этот Кирилл Медвог отличный преподаватель по актерскому мастерству. Толик всегда говорил, что мне бы не помешали такие курсы. Стать раскрепощеннее, лучше чувствовать зал. Чувствовать зал. Я же по природе очень эмпатичный. Нуоли отлично чувствуют людей. Мне нужны курсы, которые помогут не видеть лишнего, не видеть то, что я видел у Лели и подобных ей. Не видеть и не знать. Не знать, чтобы иметь надежду. В третьем ряду маленького независимого театра прикосновение к моему правому плечу могло подарить надежду.

Еще через несколько дней Натали познакомила меня с Антоном. Биологом, зоологом или зоопсихологом. У него сеть ветеринарных клиник, и он редко бывает в городе. Чем так заняты ветеринары, я не понял. Спасают панд? Ламантинов? Летучих мышей? Китов? Но, видимо, чем-то очень важным, раз Натали во время нашей прогулки по набережной просто схватила меня за руку и потащила к такси, потому что увидела в соцсетях – Антон в баре «Святой Патрик». Рядом с Антоном я не мог отделаться от мысли, что я вроде карманной собачки. Двухметрового домашнего зверя. И самое странное – мне нравилось это чувство. Йалка, голос! Дай лапу! Покрутись! Подставь пузо! Прокатись на моноколесе! Принеси водички! Скажи это! Скажи то! Пошути! Пошути! Пошути! Сними маску! Стоп. Маску никто не просил снять. Нет. Натали бы себе это не позволила. Но я бы снял. Ради нее. Ради надежды, которой не было.

Мы стали друзьями. Не такими, кто рассказывает друг другу про сложности в отношениях, а теми, кто говорит о том, что надо бы заработать денег. Мне – на поездку в Мурманск. Ей – чтобы переехать в Европу, любую Европу. Но разница в способах создавала между нами пропасть. Мне надо экономить и найти еще пару подработок. Натали – придумать, как создать силой мысли жизнь своей мечты. Я старался не осуждать. Я едва сдержался, чтобы не посоветовать ей магазинчик Лели со свечами и амулетами для богатства.

Целый месяц я жил двойной жизнью. Днем – разноцветный офис с Натали, ночью – черно-белая квартира Андрея. У Натали на компьютере стояла заставка с ее фотографией, окруженной картинками машин, украшений, домов, моря, моря, моря. Она сказала, что это карта желаний. Мне надо сделать такую же. Я готов был на все, лишь бы быть рядом с ее теплом и подольше не возвращаться в холод. Просто быть рядом с ней.

Мою карту договорились делать в студии Марго. Там оказалась конференц-комната, кто знает для чего. Натали приготовила лист ватмана, фломастеры, клей, ножницы и стопку глянцевых журналов. Вечер обещал быть томным.

В центре ватмана она наклеила мою фотографию. Это так нелепо. Мое (не мое) лицо вырезано из нашего общего быстрого снимка в будке на набережной. Я бы мог возмутиться, что моргнул, но в маске я получался хорошо. Как и без маски. Одна из привилегий нуоли – не париться из-за неудачных снимков. Я помню, как мама приносила домой журналы стрижек для нуоли «Долорес». Модели в нем были без масок. Кого-то возмутили удачные кадры безликих существ, и скоро этот журнал закрыли, а нуоли стали посвящать желтые страницы в конце больших глянцевых изданий. Ладно, страницы не были желтыми.

Натали так старательно перелистывала журналы, что на висках заблестели капельки пота. Моя жизнь в тонких бледных руках этой женщины. Сейчас она наклеит фотографию счастливой семьи, бегущей по мокрому песку вдоль океана, в нижний правый угол (это обязательно!), и моя жизнь круто изменится. Я стану загорелым блондином с белыми зубами и перееду к Тихому океану.

– О! – закричала она. – Это в зону славы!

Натали вырезала фото стадиона с футбольного матча Краснодар – Ростов. Иногда Толик ходил на матчи Ростова в бар недалеко от дома. Липкий телек в углу, запах вяленой воблы или шамайки и густой смрад бесконечной пивной отрыжки. И я ходил с ним, потому что смотреть, как Толик, мало разбирающийся в футболе, вместе с мужиками в подпитии кричит на телевизор, было забавным. Он говорил, что таким вот образом собирает материал. Но я знал, что ему просто нравится пиво и вобла или шамайка в этом грязном пивняке, но не хватает смелости ходить туда только ради пива и рыбы.