Йалка

Этот разговор, казалось, тянулся вечность. Тетя Агата ела так сосредоточенно, что было понятно – она не хочет участвовать в этой публичной порке. Марго сидела в телефоне. Ей не о чем было беспокоиться. По меркам родителей Натали, у нее все было в шоколаде. Вениамин тоже погрузился в себя, видимо готовился к новой роли. Кого-то печального, принца Гамлета или Дон Кихота. Миша принимал активное участие в беседе. Он избрал верную тактику. Говорил, как Натали замечательно организовала работу в офисе (он не знал наверняка), как много у нее талантов. Неужели она поведется на эту лесть и простит его?

Мне казалось, хуже уже не будет. Главное, досидеть до торта, который испекла тетя Агата, и вежливо откланяться. Никогда еще я так не стремился в чистый мирок Андреевой квартиры. В тот момент не было ничего безопаснее химического аромата его кухни.

Есть темы, которые не стоит обсуждать в каком-никаком обществе. Деньги, религия, секс, политика. Я бы с удовольствием обсудил, откуда у генерала полиции такая роскошная квартира и дача на Дону, и недвижимость в Сочи, и машина с водителем. Спросил бы, в каких отношениях Станислав Макарович с митрополитом Ростовским, фото которого на почетном месте среди семейных портретов. Послушал бы, почему бедная Агата не вышла замуж, наверняка такие предложения поступали не раз в ее жизни, а самозабвенно прислуживает почтенному семейству. В конце концов, можно обсудить и историю со строительством огромного квартала на затапливаемом левом берегу. Какой интересной могла бы получиться беседа.

– Йалка, ты уж прости…

Именно так начинаются самые неприятные слова.

– Мы почти никогда и не общались с вашим народом, – продолжила Лидия Петровна. – У Наташи в начальной школе был один мальчик, но родители его быстро перевели в спецшколу… А в университете и подавно никого не было…

– Почему? – зачем-то начал я.

– Наверно, для них программа была слишком сложная. Все-таки английский с первого класса, и этикет, и танцы…

– Вы сказали «в университете и подавно»…

Обычно такие разговоры меня не трогают. Снобов везде хватает. Но наблюдать, как «высшее» общество начнет выкручиваться, – отдельный вид кайфа.

– Я имела в виду, что в МГИМО, где училась Наташенька, и так непросто поступить…

– Мам, – Натали не закончила фразу.

– Тебя ж отчислили, – сказал Миша, святая простота.

– Наталья! – крикнул отец.

– Ну ты и мудила. – Натали встала и вышла из комнаты.

Тетя Агата, улыбаясь и извиняясь, поспешила за ней.

– Я думал, вы знаете, – пожал плечами Миша.

До меня не сразу дошло, в чем, собственно, соль конфликта. Гораздо позже, когда мы с Натали стали ближе, она рассказала, как обманула родителей. Ее отчислили с четвертого курса за неуспеваемость, но родители продолжали высылать деньги. Два года беспечной жизни в Москве, роскошная квартира, вечеринки, друзья… Все для того, чтобы родители могли гордиться образованием дочери.

Марго и Вениамин ушли, не дождавшись торта. Миша меня задержал, показывая в телефоне фотографии из Австралии. Он отчего-то решил, что мне обязательно нужно увидеть, как он делает лэйбэки, катбэки, реверсы, эйры и прочие причудливые слова, которыми он швырял в меня, как дротики пьяный посетитель дартс-клуба. Лидия Петровна пыталась продолжать беседу, но по пятнам на лице видно было, что пора уходить. И я ушел.

Миша догнал меня уже во дворе, сказал, что ему в ту же сторону, хотя он не знал, в какую мне. Я не мешал ему идти рядом.

– Завтра на работу, – сказал он, чтобы что-то сказать. – Не хочешь зависнуть? Я знаю секретный бар.

Вся секретность заключалась в том, что нужно было пройти через зал круглосуточного «Пить кофе» и спуститься в небольшой подвал. В неоновом свете воскресенье казалось не таким тошнотворным. Миша заказал пять стопок текилы. Выпил их сразу.

– А теперь я хочу ненадолго отлететь, – сказал он бармену. – Но так, чтобы завтра утром быть огурцом.

Перед ним поставили три шота: прозрачный, красный и зеленый. В последнем был кружочек огурца. Его и надо выпить последним. Миша пил со вкусом. Их мало, но есть те, кто умеет пить. Мне захотелось что-нибудь попробовать. Я объяснил бармену, что очень редко пью. Он поставил передо мной бокал мартини с оливкой.

– Был у меня один. – Миша в стадии отлета, прозрачной. – Хороший такой… верный. Знаешь, можно было положиться. И я положился, а он взял все бабки с тура и слинял на Аляску. Но я не виню. Знаю, народ разный. Среди наших похлеще бывают…

Я собираю в отдельную копилку рассказы людей про то, как они сталкивались с нуоли. Такие, как родители Натали, вспоминают, как когда-то, еще в советские времена, был у них дворник, или сторож, или кладовщик из нуоли, тихий, смирный, вежливый, всегда дверь придержит, сумки донесет, коляску поможет спустить со ступенек. Такие, как шеф Игорь, вспоминают армейскую службу, где повариха нуоли готовила отменного минтая под маринадом, какого он нигде и никогда больше не пробовал. Натали и ее подруги стараются так сравнять нуоли с людьми в своих рассказах, что от напряжения вздуваются вены на лбу. А Миша рассказывает, как нуоли кинул его на бабки.