Думаю, он остановил сам себя, чтобы не сказать, что Россия для русских. Я успел заметить, что из-под рукавов его футболки расползалась славянская вязь. И даже с ностальгией вспомнил татуировки Лели, теперь ее желтоглазая змея мне казалась даже дружелюбной.
– Титов уже купил ламинат, хочет в твоей комнате…
– Она больше не моя.
– …сделать кабинет.
– Он читать научился?
– Хорэ прикалываться, – серьезно сказал Серега, и я перестал. – Он нормальный мужик, сына правильно воспитал.
– Титова-младшего?
– Ну конечно, Ивана.
– Его же Максом звали.
– Он как паспорт в двадцать менял, так взял себе новое имя.
– Идеологически правильное.
– Тебе не понять.
Мне не понять. Мое поколение нуоли были первыми нуоли за последние сто лет, которым стали давать аутентичные имена. Симонов Йалка Арсеньевич звучит нелепо, но я благодарен родителям, что поддались всеобщему ажиотажу.
– Ты там как? Завел кого? Бабы на юге сами прыгают? Или за этой Элиной приехал? Я, конечно, свечку не держал, но…
– Не надо!
Серега замолчал. И я молчал. В детстве мы могли молчать вместе. Сейчас…
– Ладно, я пойду.
– Я тебя провожу, а то еще проломят тебе черепушку, и будешь ко мне потом во снах являться… пугать меня до усрачки.
Я подумал, что, скорее всего, так и сделаю, если мне когда-нибудь проломят череп.
На прощание Серега неуверенно хлопнул меня по плечу, но я видел, что он был искренен. Что же с ним стало? Или со мной? С нами.
Родители спали, когда я вернулся. Комочки грязи с ботинок Элины так и остались на линолеуме в прихожей. Я смахнул их под обувницу, пообещав себе, что утром обязательно уберу.
Стол в зале, где несколько часов назад родители учили английский, так и стоял неубранный. И диван мой стоял нетронутый. В этот момент я подумал о квартире Андрея, где меня бы ждала чистая постель.
Я лег, диван неприятно скрипнул и прогнулся. Я старался не шевелиться, чтобы не разбудить не только родителей, но и соседей. Сон не шел. Перед глазами стоял Серега в славянских татуировках и с железной битой в руках. До меня доходили слухи, но я отказывался верить. Мама любила преувеличивать. Может, поэтому родители решились на переезд?
Я открыл сайт агентства, которое помогает нуоли со всего мира переезжать в наиболее благоприятные места. Слоган на главной странице гласил: «Вы достойны достойной жизни!» Их копирайтер еще бездарнее меня. Я поискал среди поселений то, куда собираются родители. Алеутский архипелаг. В тех краях были горы, как хотела мама, и озера, как хотел папа. Галерея состояла из однотипных деревянных домиков с небольшим задним двором для барбекю. Я не мог представить своих родителей в таком месте, а они через каких-то пару месяцев будут вешать цветастые занавески на большие окна своего нового дома (мама уже приготовила комплект).
– Я не собираюсь за тысячу долларов покупать там шторы, – заявила она, когда отец посмеялся над чемоданом с текстилем.
Мама считала, что все на Аляске стоит не меньше тысячи долларов. Даже шторы с уродливым цветочным принтом. Поэтому прихватки, полотенца, скатерти заняли почетные места в багаже. Я натянул покрывало с хризантемами на голову и глубоко вдохнул, стараясь запомнить этот запах. Запах дома. Интересно, как будет пахнуть дом на Аляске.
Утром мама разбудила меня запахом подгоревшей яичницы и перебранкой с отцом из-за выброшенного пакета с шерстью, которую мама собирала к новолунию. На секунду я почувствовал себя снова дома.
– У тебя новая маска? – Мама без стука вломилась в зал.
Серьезно? Она только сейчас заметила?
– Почему нам не рассказал?
– Зачем?
– Потому что мы родители!
Мне хотелось ответить, что родители не лишают своего ребенка дома и чувства стабильности, но знал, что они мне ничего не должны.
– Эта лучше!
– И старая была хорошая. Вставай. На кладбище поедем! Надо убраться на могилах.
Можно, когда я умру, просто выбросить мое тело на помойку или скормить рыбам, чтобы никому не приходилось убирать могилу? Верховской описывал, как «
Дальше он в подробностях описывал, как культями пытался рыть ее могилу, чтобы умереть рядом, пока другие, «
Я завидовал отцу, который вместо того, чтобы ехать на двух автобусах полтора часа в один конец, ушел на свою тяжелую работу. Мама и кладбище созданы друг для друга, как бы странно это ни звучало. Она повязывала косынку, бог знает зачем, собирала две большие сумки с инструментами, водой и едой. Обязательным ритуалом было поесть на кладбище. Она делала это неприлично торжественно.