Йалка

Я наблюдал за Элиной. Она не смотрела на меня. Я ждал. «Повернись. Взгляни. И ты увидишь. И мне не придется ничего говорить». Но она не смотрела.

Элина прошла в ванную. Я услышал журчание воды. Хотелось закричать.

Я оделся и ждал, когда она выйдет. Она же когда-нибудь выйдет? Что я собирался сказать? Я никогда не расставался. Я не знал, как это делается. Можно она просто уедет в Москву? Или я просто уйду к Толику. Пусть это как-то само случится. Но само не случилось. Элина вышла из ванной.

– Ты яичницу будешь? – спросила она.

– Нет, не буду.

– Могу блинчики сделать. Хотя молоко, кажется, прокисло.

– Не кажется.

– Что?

– Я пойду.

– Куда?

– К Толику, – ответил я, обуваясь. – Завтра за вещами зайду.

– Мудила, – сказала она тихо, думала, не услышу.

Конечно, не думала. Я и правда мудила. Кто так уходит? Надо было хотя бы кофе вместе выпить. Все обсудить. Мы же взрослые. Я взрослый. Ведь так?

* * *

Думаете, у нуоли меньше сложностей в отношениях? Нас меньше, поэтому надо ценить, что есть? Моя мама искренне верит, что у каждого нуоли есть своя половинка. Если ты не нашел ее до двадцати пяти, значит жди, когда кто-нибудь овдовеет. Мне двадцать пять…

* * *

Экзамен у Медвога больше походил на базар в воскресный день. Хотя что я знал о базарах? Мама никогда не брала меня с собой, когда ходила на рынок по выходным. Говорила, что я буду только мешать и выпрашивать. Не могу вспомнить, чтобы я что-то выпрашивал. Может, в глубоко несознательном детстве? Может, это была маска? Учитель делил нас на пары или на тройки, давал ситуацию, потом менял местами, и нужно было быстро понять, что происходит в другой группе и влиться. Сам Медвог и кураторы ходили от группы к группе, делали записи.

Меня мало заботил результат. Все, что мог, я для себя усвоил. Могу раздеться при незнакомцах, могу изобразить голубя или тюленя, могу произнести без запинки ФСПУ-ФСПО-ФСПА-ФСПЭ-ФСПИ-ФСПЫ, ВРЭВЛ-ФЭР ВРИВЛ-ФИР ВРЫВЛ-ФЫР, ВЗДРЭЖ-БЭ-ФЭС ВЗДРИЖ-БИ-ФИС ВЗДРЫЖ-БЫ-ФЫС, прочитать монолог из «Короля Лира» (или «Короля льва»?), могу дышать животом, могу втиснуться в набитый битком автобус, могу шесть часов подряд общаться молча, могу показать карточный фокус, думаю, что могу определить, был ли у кого-то секс. Я многое усвоил за восемь недель. Дайте мне сцену! Лучше две!

После импровизации мы ждали в коридоре, пока Медвог с помощниками совещались. О чем они говорили? О том, что кто-то из нас бриллиант, а кто-то бездарность. Что вообще они могли дать теперь? Диплом? И что с ним делать? Как-то Вениамин сказал, что у Медвога осталось много друзей в театре и что визитки лучших студентов он всегда отправляет куда-то. Прошел долгий час, прежде чем кураторы вышли из класса. Вениамин сказал, что мастер хочет поговорить с каждым. Какая важность. Большинству из нас уже хотелось напиться.

Первой пошла Женя. Платье ее промокло на спине, и стало видно спортивный бра, который она надела на случай, если Медвог заставит нас раздеваться. Многие предусмотрели такое развитие событий, поэтому нещадно потели весь день. Я же неловко подумал, что на мне только худи и джинсы, которые я наспех надел утром, и возблагодарил Все Сущее, что не пришлось это снять.

Жени не было почти час. В какой-то момент Матвей и Глеб сходили в магазин за едой. В здании не ловила сеть, и я не знал, сколько раз позвонила Элина. И рад был не знать. Когда Женя вышла, на лице ее алели пятна. Все обступили ее, но она лишь молча опустилась на пол и смотрела в стену. Тут я начал нервничать.

– Матвей, – сказал Вениамин.

Матвей перекрестился слева направо и вошел. Не думаю, что он католик.

Пока Матвей был в классе, я уснул на полу в коридоре. И мне снилась Натали. Она что-то говорила о моем будущем. Кажется, что-то о перерождении. А потом попросила пять тысяч за консультацию. Я вздрогнул и проснулся.

Матвей уже сидел на полу, а у Медвога был Сергей Сергеевич. Его так называли. На самом деле Сергеевич была его фамилия, с ударением на третий слог. Он работал руководителем какого-то отдела на «Сельмаше» и хотел овладеть искусством публичных выступлений, чтобы через пару лет баллотироваться в Заксобрание. Из сотни вариантов он выбрал Медвога с его склонностью оголять людей. Сергей вышел быстро. Или мне так показалось. Время в этом коридоре растянулось или сжалось. Никто не шутил и не разговаривал. Каждый, кто входил к Медвогу, выходил задумчивым, молча садился и смотрел куда-то вглубь себя. Я думаю, что у каждого есть внутри такое место, куда можно посмотреть. Остальные тихо ждали. Каждый боялся услышать что-то судьбоносное. Даже великолепное слышать страшно. Это ведь будет означать перемены. Менять жизнь страшно.