Миша с удовольствием взял на себя роль радушного хозяина. Дамам предложил вино, а сам с парнями пил принесенную нами текилу. Кажется, заказали еще пиццу. Наверное, было весело. Я говорил, я шутил, я смеялся, но не чувствовал веселья. Никто его не чувствовал. Хотелось побыть в тишине. Поставить все на паузу. В конце концов, жизнь не обязана все время стремиться вперед, быстрее, больше, еще дальше.
Около двух все стали расходиться. Матвей предложил проводить Настю. Вообще-то, лучше б это был я. Но Миша разрешил мне остаться на диване в гостиной. И я остался. Скрип чистого паркета под ногами шептал мне сквозь смех и разговоры весь вечер. Пока все фальшиво веселились, я тихонько скрипел в ответ. Знаю, я жалок. И идти мне было некуда. Элина меня опять не пустит. А Толик наверняка еще работает.
Миша бросил мне подушку и простыни и пожелал спокойной ночи. Я не спросил о Натали. Забыл или не захотел. Снял маску, прикрыл ее влажными салфетками и лег. Почему еще не придумали облегченный кейс для маски? Который можно свернуть в трубочку, взять с собой. Надо погуглить: может, уже есть. А если нет, то обязательно нужно изобрести. Утром займусь.
Я долго смотрел в панорамное окно на левый берег Дона. Там что-то точно происходило, но звуки субботней ночи не проникали внутрь. Хорошие стеклопакеты.
Я просыпался каждый час и смотрел на телефон. От Элины ни одного сообщения. Как и от Натали. Может, она тоже забыла про консультацию? Тогда почему она не здесь? И почему здесь я?
Утром я старался как можно тише сложить постель, умыться, одеться и выйти. Чего я боялся? Что вернется Натали, что Миша забыл о том, что оставил меня, и испугается, что мне так нравится его квартира, что хочется продать душу, если она есть у нуоли. Но чего я не учел, это сложной двери. Только я взялся за ручку, на ней загорелись полоски голубого цвета и цифры. В прошлый раз, когда я убегал, она не была заперта. Я понял, что не выйду, вернулся в гостиную и стал ждать, когда Миша проснется.
Было десять, а Миша все не просыпался. Мой живот урчал. Чтобы отвлечься, написал родителям. Отец сразу перезвонил. Сказал, что мама уже легла, а сам он пил кофе и смотрел телевизор.
– Знал бы ты, какой тут кофе!
Что? Мой отец чем-то восхищается? Родители никогда не понимали модного кофейного движения и покупали самый дешевый растертый в порошок или в муку, оставшийся на складах еще со времен бразильских сериалов. С каждым годом все сложнее было отыскать этот мерзкий кофе. И мама раз в месяц ездила на рынок, отыскивала ряд с чаями и специями, покупала там за очень дешево три банки и, довольная выгодной покупкой, пила целый месяц самый отвратительный кофе в мире. В детстве я не знал, что он отвратительный. Думал, что весь кофе такой. А на Алеутских островах родителям пришлось попробовать нормальный кофе. Тащить с собой еще и кофе мама уже не стала.
За этой болтовней о кофе и погоде я не заметил, как прошло полтора часа. Мы никогда не говорили с отцом дольше пятнадцати минут. Даже когда я проснулся после вина Сереги и ничего не помнил, он только и сказал, что лучше быть поосторожнее с алкоголем. А тут он говорил о том, как переставил барбекю на заднем дворе, чтобы он не дымил в сторону дома. Как расчертил небольшой огородик. Как плавал на рыболовецкой лодке за палтусом, пока мама ходила в православную церковь в Уналашке.
– Закончится адаптация в следующем месяце, – сказал отец, – устроюсь в Датч-Харбор. Матросом.
– А ты не староват для этого?
– Сынок, я только жить начал.
Серьезно? А что было предыдущие сорок пять лет? Что это было?
– Маме Сергей звонил.
– Серега?
– Просил контакт Эльвиры.
– Кого?
– Менеджера по программе…
– Ему-то зачем?
– Ну, каждый имеет право начать новую жизнь.
– Серега?
– Сынок, у тебя что-то с ушами? Сергей – хороший токарь. Тут работа есть.
Отец взял с меня обещание приехать на Новый год, а лучше на католическое Рождество, потому что мама нашла в чулане кучу гирлянд, а здесь принято наряжать свои дома. И она намерена украсить дом лучше всех, что бы это ни значило. Я скучал по ним. Но не понимал – по старым родителям или по новым. Отец сказал, что во время его прогулки на корабле была ясная погода и в бинокль было видно Камчатку. Думаю, это не так. Но ему хотелось верить, что родина рядом. Только руку протяни.
Пока я прощался с отцом, в гостиной появился сонный Миша. Я надел маску, что лежала наготове. Он включил кофемашину. Это самая тихая кофемашина из всех, что я когда-либо видел. Он сварил первый кофе и поставил передо мной дымящуюся ароматную кружку. Да, как в рекламе. Это был самый вкусный кофе. Я так и сказал Мише.
– Машинка итальянская, – сказал он. – Но все дело в капсулах. Они заморочились. Знаешь, все зависит от плотности. Чем равномернее, без лакун, будет кофейный порошок, тем лучше получится эспрессо. А эспрессо – основа. Какое бы говно ни готовили, раф, капуч или флет, все зависит от эспрессо…
– А где Натали? – прервал я кофейный спич.
– Думаю, у себя.
– У меня должна была быть консультация… а я забыл.
– Не парься, чувак, она и сама, наверное, забыла.