– Тебе надо с ним пообщаться. Он расширил мое сознание. Я поняла, что зажата рамками… условностями… какими-то дремучими правилами… Он перевернул мое представление о деньгах. Вот послушай: деньги приходят к тому, кто себе разрешает.
– Да неужели. – Прозвучало грубее, чем планировал.
– Достаточно разрешить себе.
– Что?
– Все.
Она посмотрела на меня. Свет с улицы обрамлял ее, лица не было видно.
– Как только я разрешила себе, отец нарисовался с этим Марангони.
– Волшебство.
– Да. – Натали встала на подоконник и крикнула в окно: – Мне можно!
Как я оказался в романе девятнадцатого века? Слушаю поток сознания температурящей женщины.
– Я пойду, а ты ложись спать, – сказал я, вставая.
– Какой сон! Нам столько надо успеть!
– Я завтра зайду.
Я что-то еще сказал о важных делах и вышел. А можно все будет просто? Можно? Натали сказала же, что можно все.
Поднимаясь на четвертый этаж к Толику, я мечтал о ванне. Прохладной. Ночь оказалась слишком потной. Как можно тише я открыл дверь, как можно тише я разулся и как можно тише прошел в ванную. Под прохладным душем стало легче. Мысли прояснились. Я понял, что нужно сделать в первую очередь. Купить трусы, носки и шампунь. Захотелось даже записать это в блокнот. Хотя мои блокноты наверняка все еще плавают в мусорной жиже. Значит, купить новый блокнот. Отличный план на жизнь. Кажется, консультация Антона мне не понадобится. Я сам могу собрать «Лужники» и пояснить за жизнь. Представляю, как выхожу перед пятью-шестью тысячами и говорю: «
Я вылез из ванной, обмотался гостевым полотенцем и как можно тише открыл дверь. Ради Всего Сущего, какого хрена так пугать? Яна!
– Ой, – пискнула она.
– Ой, – сказал я, протискиваясь между ней и дверью.
– Спокойно ночи.
– И вам не хворать.
Кажется, она хихикнула. Никогда не видел, чтобы Яна хихикала.
Я застелил себе матрас в моей бывшей комнате, лег и стал смотреть в потолок. Толику тоже не помешает ремонт. Может, натяжные потолки? Нет, это пошло. Это фальшивка. Попытка прикрыть трещины глянцевым блеском. Когда надо их хорошенько зачистить, сделать глубже и толще, потом залить раствором. Сначала будет хуже, сильно хуже. Но после всего, когда счистишь все лишнее, выровняешь поверхность, будет как новенькое. Покрасишь, и как будто ничего не было. Нет. Шрам останется. Может, незнакомцы не заметят, но он будет там, под слоями штукатурки. И это будет честно.
«
…
…
Пусть меня тоже научат.
Я проснулся под звуки кофемашины. Мои любимые. Хотелось распахнуть окно, втянуть воздух, сделать зарядку, ну хотя бы отжаться десять раз. Пять. Три.
Мне хотелось выйти без маски. Ради Толика.
На кухне царила любовь. Не буквально. Еще в коридоре я почувствовал, что происходит что-то настоящее. И Толик, и Яна почистили свои трещины и сейчас заполняют их чем-то крепким. Какой-то новый материал. Я не знаю такой. Да и откуда мне знать?
– Ты рано, – сказал Толик.
– Надо насчет работы сходить.
– Ты отправил ролик в Москву?
Ролик! Черт! А когда дедлайн? Наверняка сегодня.
– Все мои заметки пропали.
– Похуй! Импровизируй!
Яна стояла у окна и потягивала кофе из моей чашки. Все лучше, чем тушить в ней бычки. Ее углы тоже разгладились.
– Приходи днем в клуб, там и запишем.
Импровизация мне никогда не давалась. Возможно, красная кулиса поможет.
Толик жарил блинчики. Не те тонкие русские блины, а блинчики. Он специально купил сковородку с разными смайликами и сейчас жарил только улыбку. У них с Яной все будет хорошо. Я почти уверен. Но в чем я больше уверен, это в том, что мне пора искать свой дом. Хотя бы временный.