Яма

Его руки переместились. Одна прижала ее раскрытое бедро к матрасу, а вторая сжала грудь. Когда же он начал двигаться, Доминика до крови прикусила губу и часто с сипловатым шумом задышала, откидывая голову назад. Не успела ни на чем толком сконцентрироваться. Волна наслаждения толкнула к низу ее живота приток горячей крови и обилие густой влаги в лоно. Взорвалась буквально за пару- тройку толчков. Тем не менее, оргазм оказался мощнее и продолжительнее, чем в первый раз. Он разбил ее тело на яркие горячие атомы.

— Да, маленькая… Умница… Красивая моя девочка…

Его голос доносился до Ники словно издали. Но она все равно неосознанно подстраивалась под него, словно для Сергея, не для себя, кончала. Сжимала его изнутри и беспорядочно стонала.

Выплывая из слепого дурмана головокружительного удовольствия, ощутила, как его ладони, максимально раскрывая ее, надавили на бедра с двух сторон. Хрипло и как-то невыразимо грубо простонав, Градский вышел из ее лона и, по инерции скользя тяжелым членом по клитору между влажными складками, начал бурно кончать. Сперма брызнула мощными теплыми струями на живот и грудь Доминики, пара капель достигла шеи и подбородка.

Прослеживая за всем этим темным и горящим взглядом, Сергей поразил ее какой- то незнакомой самодовольной улыбкой. Не успела она хоть немного прийти в себя, найти слова и отреагировать, как он вновь сунул член внутрь нее и, наклонившись, со страстным голодом смял ее губы в новом поцелуе. Ника осознавала, что так делать нельзя, и Градский, несомненно, тоже прекрасно это знал, но зачем-то поступал подобным образом, а она, на пике безграничной любви и удовольствия, не способна была ему возражать.

31.4

После совместного и не менее увлекательного душа, в кухне, поймав хмурый и сосредоточенный взгляд Градского, офонаревшая Кузя показала ему средний палец.

— Без комментариев, Серёжа. Просто продолжай.

И он, подсознательно желая ее вновь смутить, подошел к самой щекотливой теме:

— Ты не понимала, почему я не довожу дело до конца, почему не тр*хаю тебя по- настоящему…

Как и ожидал, Нике стало трудно удерживать зрительный контакт, но он, конечно, не облегчил ее положение. Приподнял пальцами подбородок, удерживая ее взгляд.

— Думаешь, я тогда не хотел? Я фантазировал о сексе с тобой сутками напролет. Я хотел тебя. Полностью. Хотел быть твоим первым и единственным. И… Я не должен такое говорить, потому что это звучит не особо круто, но один раз, чтобы расставить все точки, скажу: я боялся того, как это произойдет. Твоей боли и своих эмоций. Меня из нутра выбрасывало, когда я только лишь представлял, как это будет. Кроме того, трудно объяснить, потому как намешано, правда, очень много; но тогда, видя твои наивные глаза и миленькую улыбку, я хотел, чтобы ты подольше оставалась моей незапятнанной принцессой.

— Серёжа, — выдохнула она с мягким сарказмом. — Ты и без дефлорации прилично так меня запятнал.

— Да? — якобы удивился он. — Да вроде нормально. В рамках.

— В рамках? — фыркнула Ника, мягко толкая его кулаком в грудь. — Какой же ты придурок…

— Ладно тебе, Плюшка… С тобой у меня никогда не получалось однозначно. Всегда была куча всего. И всегда надо было делать выбор. Последний я сделал неправильный, — признал уже серьезно.

Доминика сглотнула и на мгновение отвела взгляд. А потом уставилась на него с такой уязвимостью, что у Градского все внутренности скрутило.

— Когда я уехала в деревню… Ты тогда был с кем-то? Просто скажи всю правду, раз уж разговариваем… Теперь-то уже неважно.

Если бы было неважно, не спрашивала бы.

— Никого не было, — ответил, как и просила, честно. Обхватывая ладонями ее лицо, коснулся лбом щеки. — Я думал только о тебе.

— Почему не звонил? — ее голос упал до едва различимого шепота.

— Не потому, что не хотел.

— Что же изменилось за неделю?

Градский тяжело вздохнул и, медленно отстранившись, прошел на несколько шагов в сторону окна.

— Могу я закурить? — спросил, маякнув пачкой.

— Сейчас.

Поднявшись, Доминика закрыла дверь в кухню и жестом показала, чтобы он открыл окно. Теплый влажный ветерок ворвался мгновенно, но и он не разбавил стремительно сгущающегося в помещении напряжения.

Остановились бок о бок. Глядя перед собой, высматривали в морской дали крохотные с такого расстояния корабли.

— Была авария. Я за рулем. Карпа не спасли.

Ника так стремительно повернула в его сторону голову, что затрещали шейные позвонки.

— Что? — тяжело сглотнула.

Прочитав в его глазах подтверждение того, что его последние слова ей не послышались, задышала поверхностно и шумно.

— Перелом позвоночника в трех местах. Обширное кровоизлияние в мозг. Многочисленные повреждения внутренних органов, — Градский говорил так сухо и медленно, словно ему приходилось напрягать память, чтобы все это вспомнить.

Не удивилась бы, если бы он сказал, что вытащил все эти подробности только ради нее. Потому как жить с этим в памяти постоянно, должно быть, адски сложно.

— А у меня ничего. Какие-то пустяковые ссадины и гематомы, — резюмировал, глядя на горящий кончик сигареты, и замолчал.