К тому времени Градский, конечно, успел познать умение Ники удивлять. И все же растерялся, когда у нее хватило наглости приподняться на локтях и спросить:
— А трусы ты будешь снимать?
— А ты будешь? — раз ей хотелось напролом, он, как никто, умел быть наглым.
Только и тут она его обставила.
— Я — могу.
— Вперед, — подстегнул свою нахалку, непроизвольно прищуривая глаза.
И чуть было не утратил боевой дух, когда Плюшка выскочила из трусов. Нет, он, конечно, сто-пятьсот раз представлял себе этот момент и имел свою сладкую подружку в разных позах. Но одно дело фантазии… В объективной реальности Серега оказался застигнутым врасплох. Не знал, на чем сосредоточить внимание. На Плюшкиных сиськах или на Плюшкиной "штучке"? Последняя пряталась между сдвинутыми бедрами своей хозяйки, демонстрируя лишь аккуратную полоску волос. Несмотря на смелость, природную стыдливость враз Доминика не утратила.
Раззадоренный, почти злой на ее безрассудную дерзость, Градский нахально усмехнулся и, приподнимая вопросительно брови, спросил:
— Ты же не стрижку хочешь мне показать.
Жестом дал знак, чтобы она раздвинула ноги. И, после короткого вздоха, она развела их, как он просил.
Идеально розовая, в мягких лучах искусственного света ее девичья плоть поблескивала влагой возбуждения. Безумно манила смотреть, смотреть бесконечно долго… И трогать, но не для того, чтобы взять. Плюшкину "штучку" хотелось ласкать.
— Теперь ты, — напирала его обалдевшая подружка. — Хочу тебя увидеть.
Хотя голос ее сел, и последнюю фразу она произнесла почти шепотом.
Повторять, к огромному облегчению со стороны Ники, не пришлось.
В потемневших глазах Градского стояло горячее, буквально обжигающее ее тело и душу, вожделение. Да и ниже пояса у него тоже стояло. Это она, конечно, отмечала и раньше. В процессе крепких дружеских объятий и с виду невинных прикосновений, своей твердой штуковиной он частенько упирался ей то в спину, то в бедро, то в живот. Доминику помимо воли манила подобная близость, хоть она и убеждала себя в том, что это всего лишь мужская физиологическая особенность. Увидеть же воочию эрегированный половой орган — совсем другая степень сексуального развития.
В то время как она пыталась на ходу переварить новые ощущения и адаптироваться, Граду не льстило терпеливое позирование.
— Если ты будешь смотреть на него как на дождевого червя, которого собираешься поместить под микроскоп, у меня случится психологическая травма.
— Я не смотрю на него как на дождевого червяка, — со всей своей эмоциональностью выпалила Ника. — На самом деле, он… это довольно занимательно.
— Довольно занимательно? Я ожидал, как минимум, твое коронное "мамочки- божечки-кошмарики", — передразнивая ее тонкий голос, напряженно улыбнулся и пробежался пальцами по ее стопе.
Забывая о том, что они оба обнаженные и смущенные первой близостью, Ника отдернула ногу и рассмеялась. Сама не узнала свой смех: гортанный и хриплый, с какой-то игривой провокацией.
Когда же Сергей вознамерился вернуться к поцелуям и прочему, она снова возопила:
— Стой! Еще две минутки.
Градский замер, уже не скрывая своего недовольства.
В попытках того, чтобы осилить реальность происходящего, Доминика невольно припомнила их первую встречу в парке. Тогда она впервые рассматривала беспринципного и хладнокровного Градского, не допуская мысли, что в будущем будет оценивать его во всей мужской красе. Продлевала момент, осознавая, что после потребуется не одна ночь, чтобы привыкнуть ко всей массе эмоций.
Большой и крепкий, с четким красивым рельефом мышц по всему телу. Хотела оставить на его смуглой гладкой коже следы своего визуального восхищения и рисунок ладоней.
Его тело отличалось от ее собственного больше, чем она себе представляла. Фундаментальное отличие, конечно, как и пишут книжки, находилось ниже пояса. Перевернутый треугольник мышц уходил вниз, словно указатель к средоточию мужской силы и привлекательности. И что бы Сережа там ни говорил о ее взгляде, он ее очень сильно впечатлил.
А после Градский потерял терпение. Пробормотав, что пришла его очередь, навис над распластанной Доминикой. Она почувствовала, как горячее дыхание коснулось ее подрагивающего живота, и, как бы нелепо это ни было, взгляд, который замер у нее между ног, тоже буквально ощутила. Невольно дернулась, когда теплые пальцы скользнули следом за взглядом, раскрывая влажную и чувствительную плоть. Порывисто выдохнув, приподнялась на локтях, чтобы видеть все, что он собирается делать.
В то же мгновение Градский тоже поднял глаза. Посмотрел на нее пронзительно и тяжело, неумолимо затягивая в свой внутренний морок.
А Доминика и счастлива — к нему в душу, с разбегу, в самое сердце. Без всяких раздумий и опасений.
Подбирая вязкую влагу большим пальцем, он накрыл им ее клитор, будто подготавливая к тому, что последовало дальше. Не разрывая зрительного контакта, склонился еще ниже и прижался к напряженному бугорку ртом.