Ямбы

·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·
На двадцати судах с едва прикрытым днищем —
            Чтоб выбить посреди реки —
Тех пленников везли в цепях, в последнем сраме…
            И всех Луара приняла:
Проконсулу Карье, под винными парами,
            По нраву скорые дела.
Вот этих слизняков, приказчиков разбоя —
            Фукье, Дюма, как на подбор, —
Где, что палач и вор, равны между собою
            Судья, присяжный, прокурор, —
У, как я их хлестал, багровых от разгула,
            Когда, вином воспалены
И похотью томясь, они сидят оснуло,
            Лоснятся, хвастают, пьяны,
Сегодняшней резней и завтрашним разором,
            Перечисленьем подлых дел,
И радуются им, и песни тянут хором!
            А для утехи потных тел —
Лишь руку протянул, лишь губы захотели —
            Красотки вмиг разгонят хмель:
Поверженных забыв, они из их постели
            К убийцам прыгают в постель.
Продажный этот пол слепит приманка славы.
            Он — победителю вприклад.
Все, кто б ни победил, у женщин вечно правы:
            На шее палачей висят,
В ответ на поцелуй губами ищут губы.
            Сегодня наглая рука
Уже не встретит здесь ей недоступных юбок,
            Стальной булавки у соска.
Раскаяние — ад, где ищут искупленья.
            Но тут не каются, а пьют.
Ночами крепко спят, не зная сожаленья,
            И снова кровь наутро льют.
Неужто же воспеть кому-нибудь под силу
            То, чем бахвалится бандит?
Они смердят, скоты: копье, что их пронзило,
            Само, тлетворное, смердит.

VII

Когда войдет баран в пещерный сумрак бойни
            И поглотит его проем —
Отара, пастухи, последний пес конвойный
            Уже не думают о нем.
Мальчишки, что за ним, гоняясь, ликовали,
            Красоток разноцветный рой —
Они его вчера умильно целовали,
            Украсив пестрой мишурой, —
Не вспомнят про него, когда мягка котлета.
            Что в бездне помощи искать?
Мне ясен мой удел. Не надо ждать ответа.
            Пора к забвенью привыкать.
Как тысячу других, отрезанных от мира,
            Назавтра, стадо поделя,
Разделают меня и выкинут для пира
            Клыкам народа-короля.
А что могли друзья? Рукой родной и близкой,
            Мой истомленный дух леча,
В решетку передать случайную записку
            Да золотой для палача…
Живущий должен жить. Не мучайтесь виною.
            Живите счастливы, друзья.
Вам вовсе ни к чему спешить вослед за мною.
            В другие времена и я
Отвел бы, верно, взгляд от страждущих в неволе,
            Не замечая скорбных глаз.
Сегодня мой черед кричать от этой боли,
            Да будет жизнь светла для вас.

VIII