Ямщина

И только проскользнуло вслух непроизнесенное имя, как сразу послышался знакомый и незабытый голос: «Тиша, а какая наша церковь красивая вышла, светится, радуется. Недолго ждать осталось, скоро мы повенчаемся в ней, скоро уже, совсем скоро…»

Тихон Трофимович хотел и дальше слышать этот голос, внимать ему, но голос истончился, сошел на нет и остался только в памяти, накрепко, потому что и утром, проснувшись, он его все равно слышал.

11

И заторопился, прямо на следующий день, Тихон Трофимович с освящением церкви. Первым делом отправился в Шадру, чтобы выяснить – пришел ли ответ на прошение, посланное архиерею, преосвященному Макарию, в котором содержалась просьба назначить в Огневу Заимку священника. Прошение послали давно, но ответ задерживался. Вот и поспешил Тихон Трофимович в Шадру, чтобы узнать – в чем причина?

– Да простая причина, Тихон Трофимыч, – улыбаясь, ответил ему отец Георгий, встретивший его на паперти шадринского храма, – я дела здесь другому батюшке сдавал. Теперь все сдал, поеду к вам, буду у вас служить.

– Надо же! – обрадовался Тихон Трофимович, – вот как славно! И когда ж за вами подводу посылать, батюшка?

– А прямо завтра с утречка и посылайте, Тихон Трофимыч. А уж все остальное на месте обсудим.

На следующий день отец Георгий прибыл в Огневу Заимку, и они втроем, пригласив еще старосту Тюрина, решили, что освящать храм будут через десять дней, в воскресенье. А десять дней для того надобны, чтобы выбрать церковного старосту, подобрать певчих, составить список почетных гостей да и просто отцу Георгию поближе познакомиться с прихожанами.

Все эти десять дней в Огневой Заимке только и разговоров было, что про батюшку Георгия, про новый храм и про торжество в воскресенье, которого ждали все с великим нетерпением. Бабы по собственному почину вымыли, вычистили, протерли, только что не вылизали внутреннее убранство храма, расчистили всю ограду от снега, снежные валы прихлопали, выровняли и украсили по гребням еловыми ветками.

В воскресенье, с утра, нарядными ручейками из улиц и переулков Огневой Заимки народ потек к храму и там, на площади, сливаясь в одно целое, заколыхался, будто внезапно расплеснувшееся озеро. Все поздравляли друг друга и целовались, как на Пасху.

В храме, перед началом службы, Тихон Трофимович и Роман, а следом за ними плотники встали впереди всех и притихли, сами того не ожидая, от красоты и благолепия, которые только сейчас явились перед ними во всей полноте. Отражая отблески множества свечей, горел иконостас, золотом отсвечивали царские врата, а когда зарокотал голос отца Георгия и запели певчие и звук устремился вверх, под купол, людские души устремились следом, отрываясь от обыденной жизни, от забот и тревог, туда, где царствовали свет и радость.

Служба шла своим чередом. Тихон Трофимович молился вместе со всеми, осеняя себя размашистым крестом, и никак не мог избавиться от странного чувства – все казалось ему, что жить теперь он будет только с неизбывными светом и радостью. Душа у него тоже взмывала вверх, под купол храма, и оставляла внизу, на грешной земле, все заботы, хлопоты и суетные дела.

«Господи, радостно-то как!» – думал он и смаргивал нечаянно набежавшую слезинку.

Семейство Зулиных, кроме Павла и Федора, которые находились в извозе, стояло следом за плотниками, все были по-праздничному одеты, даже ребятишки, все истово молились и жарче всех – Митенька. Но молитва его была особой: почти не слыша отца Георгия, он повторял и повторял только одно: «Господи, не допусти! Господи, не дай свершиться». И рука его, когда он подносил ее ко лбу, часто и мелко вздрагивала.

Марья чувствовала, что с мужем творится что-то неладное, зорко взглядывала на него сбоку, готовая в любой миг прийти на помощь, и тоже молилась, жарко упрашивая Бога, чтобы он послал Митеньке исцеление.

Закончив службу, отец Георгий сказал проповедь, призывая всех к праведной жизни и выразив надежду, что теперь жители Огневой Заимки, имея свой Божий дом, никогда не забудут к нему дорогу. Отдельное слово в проповеди он уделил благодеянию Тихона Трофимовича Дюжева и благодарности всем плотникам и всему обществу за возведение храма.

– Душа христианина не может жить без гласа Господнего. А глас Господен явственней всего слышится в храме, в дому молитвы. Так пусть наш храм всегда будет наполнен молитвой и покаянием! – говорил отец Георгий, и прихожане внимали ему в полной тишине, нарушаемой только потрескиванием горящих свечей.

Отстояв службу, люди вышли из церкви, но долго еще не расходились, разговаривали друг с другом, поднимали головы и снова и снова смотрели на храм, который величаво стоял и будто парил над всей округой, освещая ее блеском позолоченного креста.

Тихон Трофимович тоже взглядывал вверх, поднимая голову и придерживая шапку, чтобы она не свалилась, тоже видел крест, горящий посреди яркого морозного дня, и от радости, переполнявшей его сердце до самого края, у него даже кружилась голова.